До гибели Ричарда Скалисе (так звали того человека в телефонной будке) промежутки между предыдущим и следующим взрывами были достаточно долгими. Самый маленький промежуток составлял шесть недель. Самый большой – почти год. Но после Скалисе Подрывник разогнался. Бомбы стали больше и мощнее, таймеры – сложнее. Девятнадцать взрывов между 1996 и 2009 годами (двадцать, считая бомбу в телефонной будке). Между 2010 годом и тем погожим майским деньком в 2013 году, когда Лиз Даттон снова вошла в мою жизнь, Подрывник взорвал еще десять бомб, в результате чего были ранены двадцать человек и три человека погибли. К тому времени Подрывник стал не просто городской легендой и головной болью Департамента полиции Нью-Йорка; теперь о нем знала вся страна.
Он умело скрывался от камер видеонаблюдения, а если скрыться не удавалось, камеры наблюдали самого обыкновенного мужчину в неприметной куртке, темных очках и низко надвинутой на глаза бейсболке «Нью-Йорк янкиз». Он всегда смотрел себе под ноги и не поднимал голову. Из-под бейсболки иногда выбивались седые волосы, но это мог быть парик. За семнадцать лет его «царства террора» для его поимки было создано три опергруппы. Первую распустили во время длительного перерыва между взрывами, когда в полиции решили, что он окончательно угомонился и больше не будет ничего взрывать. Вторую оперативную группу распустили после крупной реорганизации всего Департамента. Третью собрали в 2011 году, когда стало ясно, что Подрывник активизировался. Ничего этого Лиз не рассказывала по дороге к Центральному парку; я все выяснил позже, как и много чего еще.
И вот наконец, буквально позавчера, в расследовании случился прорыв, которого так долго ждали. Дэвид Берковиц попался из-за штрафного талона за парковку в неположенном месте. Теда Банди поймали, потому что он забыл включить фары. Подрывник – настоящее имя Кеннет Алан Террьо – погорел из-за маленькой неприятности, произошедшей с комендантом жилого дома в день вывоза мусора. Комендант вывозил со двора тележку с мусорными контейнерами и в переулке за домом случайно попал колесом в выбоину на дороге. Один бак опрокинулся, его содержимое вывалилось наружу. Комендант принялся собирать рассыпавшийся мусор и нашел какой-то моток проводов и обрывок желтой бумажки с печатной надписью «КАНАКО». Он бы, наверное, не стал вызывать полицию, если бы это были просто провода, но к ним был прикреплен детонатор фирмы «Дино Нобель».
Мы подъехали к Центральному парку, и Лиз поставила машину рядом с небольшой группой полицейских патрульных машин (вот, кстати, еще кое-что интересное, о чем я узнал позже: у Центрального парка есть свой собственный полицейский участок, двадцать второй). Лиз положила на приборную доску свою полицейскую табличку, и мы с ней прошли чуть вперед по Восемьдесят шестой улице и свернули на дорожку к памятнику Александру Гамильтону. Это я выяснил сразу: прочел на чертовой табличке на постаменте. Или на мемориальной доске. Какая, на хрен, разница.
– Комендант сфотографировал на телефон провода, обрывок бумажки и детонатор. Но опергруппа получила эти снимки только на следующий день.
– То есть вчера, – сказал я.
– Да. И мы сразу поняли, что это наверняка наш клиент.
– Из-за детонатора.
– Да, но не только. Обрывок бумажки тоже очень помог. «Канако» – это канадская компания, производящая динамит. Мы запросили список всех жильцов дома и большинство отмели сразу, без всякой проверки, потому что знали, что нам нужен мужчина, предположительно одинокий и скорее всего белый. Жильцов, подходящих по всем параметрам, было всего шестеро, и лишь один из них раньше работал в Канаде.
– Вы их загуглили? – Мне стало действительно интересно.
– Именно. Среди прочего выяснилось, что у Кеннета Террьо двойное гражданство, США и Канады. Он успел поработать на многих стройках там у них, на Великом Белом Севере, а также на сланцевой газо- и нефтедобыче. В общем, было понятно, что он и есть Подрывник. Без вариантов.
Мне не удалось как следует рассмотреть Александра Гамильтона, я успел только прочесть табличку и заметить, какие смешные у него штаны. Лиз схватила меня за руку и повела на дорожку за памятником. Даже не повела – потащила.
– Мы примчались с группой захвата, но в квартире было пусто. Пусто не в смысле мебели и вещей. Все его вещи остались на месте, но самого Террьо не было. Комендант все-таки проболтался о своих интересных находках, хотя ему было велено молчать. Он рассказал кому-то из жильцов, и слух разнесся по дому. Среди прочего мы нашли в квартире у Террьо «Ай-би-эм селектрик».
– Это пишущая машинка?
Лиз кивнула.
– Их выпускали с разными наборами шрифтов. На машинке Террьо был установлен тот шрифт, которым Подрывник печатал свои записки.
Прежде чем мы дойдем до скамейки, которой не было, я снова сделаю маленькое отступление и расскажу еще кое о чем, что выяснил позже. Лиз говорила мне правду, когда рассказывала о Кеннете Террьо и о том, как он наконец прокололся, но она постоянно говорила «мы». Мы то, мы это… Однако Лиз не состояла в действующей опергруппе по поиску Подрывника. Она состояла во второй опергруппе, которую распустили в ходе крупной реорганизации всего Департамента, когда там была полная неразбериха и все носились, как курицы с отрубленными головами, но в 2013 году – когда Лиз Даттон внезапно возникла у школьных ворот и уговорила меня сесть к ней в машину – она держалась на службе в полиции на честном слове, да и то лишь потому, что у полицейских очень крутой профсоюз. Но ей все равно грозило увольнение. Отдел внутренних расследований уже кружил над ней, как стервятник над свежим трупом, и ее никогда не назначили бы в опергруппу по поиску и поимке особо опасного серийного маньяка-подрывника. Лиз отчаянно нуждалась в чуде, и этим чудом должен был стать я.
– Уже к сегодняшнему утру, – продолжала она, – у всех полицейских Нью-Йорка было подробное описание всех примет Кеннета Террьо. Был объявлен перехват, все выезды из города тщательно проверялись дополнительными патрулями и камерами – ты, я уверена, знаешь, что камер в городе много. Его надо было поймать во что бы то ни стало, живым или мертвым, потому что мы опасались, что он решит уйти в блеске славы. Может быть, взорвет бомбу прямо на входе в торговый центр «Сакс на Пятой авеню» или на Центральном вокзале. Но он сделал нам одолжение.
Она остановилась и указала на пятачок вытоптанной травы рядом с дорожкой.
– Он пришел в парк, сел на скамейку и вышиб себе мозги ругером сорок пятого калибра.
Я потрясенно уставился на пятачок примятой травы.
– Сама скамейка уже в криминалистической лаборатории в Джамейке, но именно здесь это произошло. И вот главный вопрос: ты его видишь? Он где-то рядом?
Я огляделся по сторонам. Я не имел никакого понятия, как выглядит Кеннет Алан Террьо, но если он вышиб себе мозги, я должен был сразу его узнать. Я видел детишек, бросавших фрисби своей собаке (собака бегала без поводка, что категорически запрещено в Центральном парке), я видел двух женщин-бегуний, парочку скейтбордистов и двух стариков, читавших газеты на скамейке чуть дальше того места, где стояли мы с Лиз, но я не видел никакого мужчины с простреленной головой. Так я ей и сказал.
