– Вроде да.
– Другие мальчишки не хотели меня принимать, потому что я девочка, но Гарри сказал, что если меня не возьмут в игру, то он тоже не будет играть. А он был популярным у нас во дворе. Всегда был заводилой. Так что я стала, как говорится, единственной девушкой в мужском клубе.
– Ты хорошо играла?
– Я играла отлично, – сказала мама и рассмеялась. Затем вытерла пальцем уголок глаза. Она все-таки плакала. – Слушай, мне нужно поговорить с миссис Акерман, это директор, и подписать документы. А потом еще надо будет сходить в его комнату, может быть, забрать что-то из вещей. Даже не представляю, что бы мне вдруг захотелось забрать.
Я ощутил легкий укол тревоги.
– Он же не?..
– Нет, милый. Его уже перевезли в местный морг. Завтра я буду решать вопрос об отправке тела в Нью-Йорк и… и все остальные вопросы. Последние приготовления. – Она секунду помедлила. – Джейми?
Я посмотрел на нее.
– Ты… ты его видишь?
Я улыбнулся.
– Нет, ма.
Она взяла меня за подбородок.
– Сколько раз я просила не называть меня так? Кто говорит «ма-а-а»?
– Глупые маленькие телята, – сказал я и добавил: – Да-да-да.
Это ее рассмешило.
– Подожди меня здесь. Я скоро вернусь.
Она вошла в здание санатория, и я обернулся к дяде Гарри, который стоял в десяти футах от меня. Он все время был здесь, одетый в пижаму, в которой умер.
– Привет, дядя Гарри, – сказал я.
Он не ответил. Но он смотрел на меня.
– У тебя все еще Альцгеймер?
– Нет.
– Значит, теперь все в порядке?
В его взгляде мелькнула едва заметная смешинка.
– Наверное, да. Если быть мертвым подпадает под определение «все в порядке».
– Она будет по тебе скучать, дядя Гарри.
Он не ответил. Впрочем, я и не ждал никакого ответа, потому что это был не вопрос. Но вопрос у меня все-таки был. Может быть, дядя Гарри не знал ответа, но, как говорится, если не спросишь, то и не получишь.
– Ты знаешь, кто мой отец?
– Да.
– И кто же он? Кто?
– Это я, – сказал дядя Гарри.
69
Я уже почти закончил (я помню, как думал, что тридцать страниц – это много!), но еще не совсем, так что вы уж, пожалуйста, дочитайте до самого конца.
Мои дедушка с бабушкой – как оказалось, мои единственные дедушка с бабушкой – погибли по пути на рождественскую вечеринку. Какой-то пьяный козел, уже крепко отметивший Рождество, вылетел на встречную полосу на четырехполосном шоссе и врезался в них лоб в лоб. Сам пьяный выжил, как это часто бывает. Когда моему дяде (и, как оказалось, отцу) позвонили с печальными новостями, он был в Нью-Йорке, где носился с одной рождественской вечеринки на другую, обхаживая издателей, редакторов и писателей. Дядя Гарри (мой папа!) тогда только-только открыл литагентство и находился в положении человека, заблудившегося в чаще леса и пытавшегося разжечь костер из крошечной кучки тоненьких прутиков.
Он приехал домой в Арколу – маленький городок в Иллинойсе – на похороны родителей. После похорон были поминки, проходившие в доме у Конклинов. Собралось много народу: Лестера и Норму любили все. Кто-то принес еду, кто-то – выпивку, так сказать, крестную мать многих нежданных детей. Тия Конклин, в то время – вчерашняя студентка, не так давно поступившая на свою первую работу в бухгалтерской фирме, явно выпила лишнего. Ее брат тоже выпил лишнего. Вот такие дела.
И вот гости уходят, Гарри ищет сестру и заходит к ней в комнату. Она лежит в постели в одном белье и плачет навзрыд. Он ложится с ней рядом и обнимает. Просто чтобы утешить, вы же понимаете, но одно утешение влечет за собой другое. Всего лишь раз, но и одного раза бывает достаточно, и ровно через полтора месяца – Гарри уже вернулся в Нью-Йорк – ему позвонила сестра. Вскоре после того звонка моя беременная мама перебралась в Нью-Йорк и стала работать в агентстве у брата.
Выстояло бы литагентство «Конклин» в жесткой конкурентной борьбе, если бы там не работала мама, или крошечный костерок, разведенный из листьев и прутиков моим дядей/отцом, испустил бы тонкую струйку белесого дыма и затух бы еще до того, как он успел бы подбросить в огонь первое более-менее крупное полено? Сложно сказать. Когда костер разгорелся, я спал в колыбельке и писался в памперсы. Но мама была хороша в своем деле, это я знаю точно. В противном случае агентство не выстояло бы позже, когда обрушился финансовый рынок.
Вот что я вам скажу: существует немало дурацких мифов о детях, родившихся от инцеста, особенно когда речь идет об отце с дочерью или о брате с сестрой. Да, могут быть медицинские проблемы, и да, шансы, что будут проблемы, при инцесте чуть выше, но расхожее мнение, что большинство таких детей рождается с умственными отклонениями, с одним глазом или патологической косолапостью, – это все-таки полный бред. Я выяснил, что среди наиболее частых дефектов у детей, рожденных от кровосмесительных связей, встречаются сросшиеся пальцы на руках или ногах. У меня есть два шрама на левой руке, на среднем и безымянном пальцах. Шрамы остались от операции по разделению пальцев, которую мне сделали еще во младенчестве. Когда я впервые спросил у мамы об этих шрамах – мне тогда было года четыре, – она сказала, что доктора провели операцию еще до того, как нас с ней выписали из роддома. «Чик-чик, и готово», – сказала она.
И конечно же, у меня есть еще одна врожденная особенность, которая может быть связана с тем, что когда-то давным-давно, в сильном подпитии и сильном горе, мои родители сблизились чуточку больше, чем положено брату с сестрой. Или, может быть, моя способность видеть мертвых никак не связана с обстоятельствами моего рождения. У людей с полным отсутствием слуха может родиться музыкальный гений; у не знающих грамоты – великий писатель. Иногда талант возникает из ниоткуда, или так кажется.
Хотя погодите секунду.
Все, что я только что рассказал, – это лишь мои домыслы.
Я не знаю, как именно Тия и Генри стали родителями непоседливого мальчугана по имени Джеймс Ли Конклин, потому что не стал выспрашивать у дяди Гарри подробности. Он бы мне рассказал – мертвые не врут, как мы уже установили, – но я не хотел знать. После тех его слов – Это я – я отвернулся и направился в здание санатория искать маму. Он не пошел за мной следом, и я его больше не видел. Я думал, что он покажется на панихиде или на кладбище, когда мы будем его хоронить, но он так и не появился.
По дороге домой (на автобусе, как в прежние времена) мама спросила, все ли со мной хорошо. Я сказал, что все хорошо и я просто пытаюсь свыкнуться с мыслью, что дяди Гарри больше нет.
– Ощущения как в детстве, когда выпадает молочный зуб. Остается дыра, и ты постоянно трогаешь ее языком. Только дыра не во рту, а внутри.
