– Понимаю, – сказала мама, обнимая меня. – Я себя чувствую так же. Но мне не грустно. Я не думала, что буду грустить, и я не грущу. Потому что на самом деле он ушел уже очень давно.
Мне было приятно, что она меня обняла. Я любил маму и люблю до сих пор, но в тот день я ей соврал, и не только тем, что не ответил на вопрос. Ощущения были совсем не такими, как бывает, когда выпадает зуб; наоборот, от того, что я выяснил, у меня словно вырос еще один зуб, и для него не было места во рту.
Некоторые факты подтверждают историю, которую я только что рассказал. Лестер и Норма Конклин действительно погибли в автомобильной аварии, устроенной пьяным водителем. Они действительно ехали на рождественскую вечеринку. Гарри действительно приезжал в Иллинойс на похороны; я нашел заметку в арколской «Рекорд геральд», где было сказано, что он произнес надгробную речь. В начале следующего года Тия Конклин действительно уволилась с работы и уехала в Нью-Йорк помогать брату в литературном агентстве. А через девять месяцев после похорон в нью-йоркской больнице Ленокс-Хилл родился я, Джеймс Ли Конклин.
Так что ага-ага, да-да-да, все могло быть именно так, как я и рассказал. В моей истории все складывается очень даже логично. Но все могло быть по-другому, причем так, как мне бы совсем не понравилось. Например, изнасилование напившейся до бесчувствия молодой женщины. Изнасилование, совершенное ее собственным старшим братом, которому спьяну хотелось секса. Собственно, я потому и не стал ничего спрашивать: я не хотел знать. Возникает ли у меня мысль, что, возможно, они обсуждали аборт? Иногда возникает. Беспокоит ли меня, что я мог унаследовать от дяди/отца не только ямочки на щеках и склонность к ранней седине, которая уже начала появляться в моих черных волосах в нежном двадцатидвухлетнем возрасте? Или, если уж говорить начистоту, беспокоит ли меня, что я могу сойти с ума во все еще нежном возрасте тридцати, тридцати пяти или сорока лет? Да. Конечно, беспокоит. Судя по информации из Интернета, у моего дяди-отца была наследственная болезнь Альцгеймера с ранним началом. Она дожидается своего часа в генах PSEN1 и PSEN2, и существуют специальные тесты для ее выявления: плюешь в пробирку и ждешь результат. Я, наверное, сделаю этот тест.
Позже.
Кстати, вот что забавно: я перечитываю все написанное с начала и вижу, что под конец стал писать лучше. Я не пытаюсь сказать, что достиг уровня Фолкнера или Апдайка; я всего-навсего говорю, что мои навыки улучшаются с практикой, и мне кажется, так происходит почти в любом деле. Остается надеяться, что я буду сильнее и лучше во многом другом, когда снова встречусь с той тварью, что захватила Террьо. Потому что мы с ней еще встретимся. Она не показывалась с того вечера в доме Марсдена, когда то, что Лиз Даттон увидела в зеркале, свело ее с ума, но она затаилась и ждет. Я это чувствую. Я это знаю, на самом деле, хотя по-прежнему не имею понятия, что это за тварь.
Но это не важно. Я не собираюсь отравлять себе жизнь, раздумывая над вопросом, грозит ли мне сумасшествие в среднем возрасте, и не собираюсь отравлять себе жизнь, дрожа под довлеющей надо мной тенью какой-то твари. Она и так мне испортила столько дней. Тот факт, что я родился в результате инцеста, кажется до смешного незначительным по сравнению с обугленным телом Террьо с мертвосветом, бьющим из трещин в коже.
Я много читал за все годы, что прошли с того дня, когда эта тварь попыталась вызвать меня на повторный бой по ритуалу Чудь, и нашел немало странных поверий и жутких легенд – о которых не упоминалось ни в саге о Роаноке Риджиса Томаса, ни в «Дракуле» Стокера. Среди них было много рассказов о демонах, завладевавших живыми людьми, но мне пока не попадалось ни одной истории о демонах, способных завладевать мертвыми. Ближе всего были истории о злонамеренных призраках, но это все-таки совсем не то. Поэтому я совершенно не представляю, с чем имею дело. Единственное, что я знаю наверняка: когда-нибудь нам придется сразиться. Я свистну, тварь прибежит на мой свист, и вместо того чтобы ритуально кусать друг друга за языки, мы сольемся в объятиях, а потом… что ж. Потом мы увидим.
Да, мы увидим.
Но позже.
