Не дожидаясь ответа и не удостоив Натаниэля больше ни единым взглядом, Селеста повернулась и пошла обратно. В дверях девушка увидела Яниса, который с грустью смотрел на нее. В его ауре жрица смогла прочесть жалость, сочувствие и беспокойство. Но Селесте было все равно. Сил объяснять что-то Янису у девушки уже не осталось.
Рыдания рвались из ее груди, но Селеста сделала все возможное, чтобы не дать им вырваться наружу. Она ни перед кем не станет плакать. Особенно – перед Натаниэлем.
Селеста прошла мимо Яниса быстрыми шагами, не обращая внимания на его обеспокоенный взгляд. Юноша попытался остановить ее, но жрица оттолкнула его руки. По коридорам дворца она почти бежала. Первые слезы скатились по щеке Селесты еще до того, как она добралась до своих покоев. Почти ослепленная ими, она устремилась к своим комнатам, радуясь тому, что никого не встретила на пути.
Закрыв за собой дверь, Селеста медленно сползла по ней на пол. Слезы текли без остановки, время от времени перемежаясь всхлипами. Грудь девушки словно сдавило тисками. Было больно, просто невыносимо больно. Натаниэль ударил ее как раз в самое уязвимое место. И он это знал.
Девушка крепко обхватила себя руками, но это ничуть не помогло. Она прижала ладонь ко рту, надеясь сдержать рыдания, но они все продолжали вырываться из ее груди. Селеста понимала, что не должна была докучать Натаниэлю, но не могла удержаться от слов, вылетевших из ее уст. Однако это не давало ему права так с ней разговаривать. Бросать ей в лицо такие слова. Так ранить ее. К тому же в присутствии Яниса.
К досаде, разочарованию и боли Селесты примешивался стыд. Янис, должно быть, слышал всю их ссору. Каждое безобразное слово Натаниэля. Натаниэль разоблачил ее, показал ее слабости и в то же время – ее самые глубокие страхи перед другим человеком. Селеста чувствовала себя униженной и обнаженной. Сердце бешено стучало, горло сжималось. В глазах пульсировало, слезы обжигали, и Селеста едва дышала.
С трудом поднявшись на ноги, она побрела к балконной двери. Распахнув ее, девушка впустила в комнату ночной воздух и жадно вдохнула. Свежий ветерок обжег ее легкие и мокрые щеки. Селеста заставила себя прекратить плакать. Поток слез иссяк, и девушка дрожащими руками вытерла влажное лицо. Шедевр Макены был испорчен, и от этого Селеста снова всхлипнула. Но слез, которые она могла бы пролить, больше не осталось.
Все тело ломило, голова просто раскалывалась. Селеста устало побрела в ванную. Если она ляжет спать вот так, то завтра утром Симея и Макена узнают, что что-то случилось, а этого Селеста никак не могла допустить. Поэтому, собрав последние силы, девушка привела себя в порядок, вымылась, переоделась и, уничтожив все следы сегодняшнего вечера, легла в постель. Селесте хотелось, чтобы воспоминания стирались с той же легкостью. Однако самое ужасное в них было то, что хорошие воспоминания забывались, а плохие оставались навсегда.
4. Слепая ярость
Марко
Две недели полнейшего безделья остались позади. Марко, в сущности, был терпеливым человеком. Но сидеть без дела он не мог. Никогда не умел. С тех самых пор, как он узнал, что Садык сбежал из тюрьмы и никаких его следов так до сих пор и не было найдено, Марко оставался начеку. По ночам он не мог уснуть, а днем кусок не лез ему в горло. Мысли солдата постоянно вращались вокруг поисков Садыка и атеистов. Пока это не стало для Эмира невыносимым. Собственный дядя отстранил Марко от любых заданий. Служба на кухне. Вот какой работой он теперь занимался. Ему больше не доверяли.
Марко стиснул зубы и с удвоенной силой принялся тереть щеткой кастрюлю. Эмир относился к нему как к ребенку. И это в присутствии других его начальников и соратников.
– Думаю, эта кастрюля вряд ли может стать еще чище.
Перед Марко, скрестив руки на груди, стоял Эмир. На лице дяди играла усмешка. Марко ничего не ответил. Сам он не был расположен улыбаться. Ашер и другие солдаты из его легиона как раз направлялись к атеистам, пока Марко сидел здесь и драил горшки и кастрюли.
Дядя вздохнул и опустился рядом с ним на скамью:
– Тот гнев, что сидит внутри тебя, и есть причина твоего временного отстранения. Ты ведь понимаешь это, правда?
Эмир подался вперед, внимательно следя за Марко взглядом. Руки его упирались в бедра.
– Я начал злиться только тогда, когда ты отстранил меня от обязанностей. – Марко понимал, что прямо сейчас ведет себя как ребенок, которым и считал его дядя. Но плевал он на это.
– Мы оба знаем, что это не так.
Марко молчал. Ему не обязательно было оправдываться перед Эмиром, когда тот разговаривал с ним как дядя. Он мог отчитываться только перед своим адмиралом. В ярости он схватился за следующую кастрюлю. То, что Марко ненавидел эту работу, не означало, что он не будет выполнять ее добросовестно. После него каждая из этих кастрюль будет блестеть, как новенькая. Никто не сможет упрекнуть его в плохой работе.
– Честно говоря, я удивился, не найдя твоего имени в списке Варрана среди добровольцев, которые вызвались сопровождать Божьих детей. – Марко остановился, прекратив на время чистить кастрюлю, но взгляд его был по-прежнему устремлен вниз. Он подозревал, что рано или поздно дядя спросит его об этом. – Почему ты не захотел поехать в Силь- вину?
– Зачем мне? – в голосе Марко больше не было вызова. Теперь в нем звучали лишь усталость и изнеможденность, мучившие Марко с тех пор, как он узнал об освобождении заключенных. – Она сделала свой выбор. И ее выбор пал не на меня.
– Ты говоришь так, словно у нее и в самом деле был выбор
Он у нее был. Она могла остаться с ним, с Марко. Но она ушла. Оставила его, чтобы выйти замуж за другого. Выходит, его любовь оказалась недостаточно сильна, чтобы заставить ее остаться. Так зачем ему ехать в Сильвину? Чтобы убедиться, что она влюбилась в другого? Уж точно нет. Настолько саморазрушительным он не был. Нет, с этим Марко покончил. Теперь у него появились другие приоритеты. Например, безопасность королевства.
– Это больше не имеет значения. Я хотел остаться здесь. Я смогу изменить ситуацию к лучшему. По крайней мере, как только мне позволят вернуться к службе.
Эмир долго смотрел на него, а затем покачал головой:
– Я знаю, ты способный солдат. Вероятно, лучший в своем призыве. Ты умеешь сражаться и разбираешься в стратегиях. Ты мыслишь как лидер. Однако ты принимаешь все это слишком близко к сердцу. И никто не винит тебя в этом. Ты единственный из всех солдат, кто знает Садыка лично, кто…
– И именно поэтому я должен быть там. Я знаю, как он мыслит, – прервал Эмира Марко. Он был возмущен. Усталость позабылась, и на поверхность снова вышел гнев.
– Не будь смешным, Марко. Тебе тогда было всего семь лет. Ты и понятия не имеешь, что творится в голове этого ублюдка. И лучше, чтобы так оно и оставалось.
Марко взглянул на своего дядю. Эмир, как всегда, выглядел совершенно невозмутимым. Темные волосы, того же цвета, что и у Марко, были коротко острижены. Борода длиннее, чем обычно, и уже требовала бритья.
