Деревянная, резная, гладкая и блестящая от слишком толстого слоя лака – то ли птичка, то ли какая-то другая живность, до неузнаваемости изувеченная буйной творческой фантазией автора. Посмотришь – и поверишь, что коровы могут спариваться с жирафами и рожать от них неведомых зверушек: гибридных корово-жирафов – корафов. Или жиров. А также бегеров и коромотов, но это уже как результат адюльтеров с бегемотами, которых также называют гиппопотамами, а значит, их с коровами дети могут быть и гиппоровами, и коротамами… Тьфу, опять я болтаю безудержно – значит, не успокоилась еще.
– Свистулька это, – уверенно сказал Митяй.
Он деревенский, всякого тут навидался и наслушался. Его даже гиппоровами с коромотами не удивишь.
– Лясь, да ты дунь в нее.
– С ума сошел? Она же на полу валялась.
– В бардачке антисептик.
Я покосилась на Митяя – надо же, антисептик у него! Я до сих пор не встречала в Пеструхине сторонников дезинфекции и масочного режима! – и открыла бардачок.
Там в самом деле лежали полуведерный флакон геля, пачка антибактериальных салфеток и одинокая одноразовая маска – помятая, пыльная, заношенная и даже, кажется, застиранная. Может быть, и заштопанная, я не приглядывалась.
Обрабатывать деревянную штучку едким гелем я не стала – она же лаковая, еще облезет, – но тщательно протерла то ли жирафью шейку, то ли коровью ножку – короче, что-то торчащее – влажной салфеткой.
– Дуй, – велел Митяй, поглядывая на меня с детским интересом.
Я дунула.
– Больше не дуй, – попросил он, страдальчески морщась. – Ну и звук! Как ножом по стеклу и серпом по… хм… самому дорогому одним разом!
– Не музыкальный инструмент, – согласилась я. – Говоришь, не твой?
– Ясно дело, не мой. Это же детская игрушка.
– Это?! – ужаснулась я.
Боже, бедные те дети, у которых такие игрушки!
Это же акустическое оружие, напрочь разрушающее нервную систему! Да под такие звуки просто невозможно вырасти нормальным человеком!
– Старинная народная игрушка, – подтвердил Митяй.
Я фыркнула. Теперь понятно, откуда у наших деревенских такие странные фантазии – то про коров с жирафами, то про бац-бац с трах-тарарахом. Мало что так искажает картину мира, как такая психотропная свистулька в качестве камертона. Да-а-а, кому это норма с детства, тот навеки потерян для прогрессивного человечества…
– В твоем доме раньше мамка с малым жила, небось его игрушка, – сказал Митяй, ускоряясь, и уже через минуту затормозил у моей калитки.
Он честно вернул мне бутылку:
– Приехали. Топай, Ляська, к себе. Да смотри: напьешься – не буянь, у нас деревня мирная!
– Тишь, гладь, божья благодать! – съязвила я, вылезла из машины и пошла к себе, вооруженная и очень опасная – в одной руке бутылка, в другой психотропная свистулька.
Пополню ею свою оружейную, не одной же боевой швабре там храниться.
В общем, устроиться на веранде с бокалом вина у меня получилось уже не утром, а в обеденный час. И именно этим, а вовсе не количеством выпитого, объясняется тот факт, что я крепко и сладко задремала в качалке.
Тихий час – привычка, которую у меня выработали еще добросовестные воспитатели в детском саду. Потом долгие годы без возможности прикорнуть после обеда я если не страдала, то ощущала заметный дискомфорт. И вот фриланс с карантином – два в одном – вернули мне эту тихую радость. Не было, как говорится, счастья, да несчастье помогло.
Сидя на веранде с подветренной стороны, я не мерзла, наоборот – меня согревало ласковое августовское солнышко. Золотые лучики крепко заплели мои ресницы, птичье пение сложилось в прелестную колыбельную песенку, на коленях у меня теплой меховой накидкой разлегся кот – спи – не хочу!
Я и спала, пока меня не разбудил скрипучий голос:
– Ля-а-ася! Ля-а-ася!
– А? – Я проснулась, подскочила, дернулась куда-то бежать и, разумеется, споткнулась.
Вот правильно говорит тетка Вера: нельзя бросать что попало где придется! А я то швабру на пороге оставлю, то пустой бокал под ногами. Ему не повезло – от моего пинка он усвистел аж в соседскую клумбу. Надеюсь, не разбился, характерного звука не послышалось, все же он на мягкое упал – в густую зелень и цветочки. Надо будет залезть в эти зеленя и поискать там, это же был мой любимый бокал, пузатенький, с золотой каемочкой…
– Ля-а-ась!
Я с сожалением отказалась от мысли отправиться с поисковой экспедицией в цветочные джунгли сейчас же: это следовало сделать втайне от бабы Дуси, которая никому, даже родному внуку Семену, не дает свою клумбу на поругание.
А прямо сейчас она торчала в своем окошке, как тетя Валя из «Спокойной ночи, малыши!» на голубом экране – большое сходство с популярной когда-то телеведущей ей придавали пышная седая шевелюра, широкая добрая улыбка и песик Бусик – один-в-один клон поросенка Хрюши.
Этот помесь чихуахуа и мопса, но от чистокровного свиненка неотличим ни на вид, ни на звук: он даже хрюкает! Такая у него странная одышка. А с тех пор, как заботливая хозяйка в борьбе в клещами искупала Бусика в растворе марганцовки, у него и цвет самый что ни на есть поросячий – нежно-розовый. В сочетании с широко развернутыми свинячьими ушками – вылитый Хрюша!
– Ну Ля-а-ася!
– Здрасте, баб Дуся! Бусик, привет! – Я помахала в «телевизор» за штакетником, но отделаться одним вежливым приветствием не получилось.
Баба Дуся настойчиво звала меня не для того, чтобы получить одно только «здрасте», ей хотелось полноценной беседы. И то сказать – нет большей роскоши, чем человеческое общение. А с кем старушке общаться? Из человеческих особей рядом с ней только внук Семен, а он не слишком разговорчив.
Это, кстати, одна из причин, почему я отказываюсь рассматривать Семена Бурякова как кандидата в мои женихи. Куда мне в мужья молчуна? Я же язык сотру, если придется болтать за двоих.
Хотя Семен мне, если честно, вообще не нравится. Какой-то мрачный он, угрюмый. И бородатый! Молчит и зыркает исподлобья – ну, чисто Герасим, задумавший недоброе в отношении Му-Му. На месте Бусика я бы, к слову, беспокоилась…
Я подошла поближе, оперлась на разделительный штакетник и приготовилась к долгому разговору. Баба Дуся глуховата, в беседе с ней реплики часто приходится повторять, и это затягивает диалог.
– Ляся, что за шум у тебя был сегодня? – спросила старуха.
Надо же! Тугоухая бабушка расслышала шум, это как же я грохотала своей боевой шваброй?!
– Когда, утром? – Я попыталась затянуть с ответом, соображая, что говорить, а что не стоит.
С одной стороны, как только баба Дуся пообщается с кем-то из деревенских, ее просветят относительно моих утренних приключений, причем изложат гадкую фантазийную версию с бац-бац и так далее. Пожалуй, лучше я сама расскажу, как было на самом деле.
