Мы отомстили Кулебякину за грубость и неблагодарность, сожрав его порцию запеканки. Ватрушку, правда, одну оставили: смилостивились, когда майор прислал мне фото аккуратной поленницы, сложенной из золотых слитков. Я тут же перебросила этот снимок Машеньке, а она отправила его мистеру Иксенко. Буквально через минутку Машин мобильник победно звякнул, информируя хозяйку о получении СМС-сообщения: пришло банковское оповещение о поступлении на счет денежных средств.
– Мистер Иксенко заплатил нам! – Машенька вскочила и пустилась в пляс вокруг стола. – Всю сумму! Федя, Инна, гуляем! – Она даже запела что-то радостное, но осеклась при виде вошедшего во двор Кулебякина. – Ой, Дэнчик… Прости, пожалуйста, мы тут все съели…
– Как это – все? И вовсе не все, – едва завидев нового едока, захлопотал у плиты папуля. – Садись, Денис, я приготовлю тебе яичницу с беконом и крымскими помидорами.
Майор послушно опустился на стул.
– Те люди, – тихо спросила я его, пока он не поел и не нашел в себе силы сопротивляться допросу, – водитель и охранники, они были там? В броневике?
Денис кивнул.
– Ж-жуть какая, – шлепнувшись на стул, прошептала Машенька и трогательно прижалась к Шаляпину. – Хорошо, что мы не смотрели…
– Как это вышло? – спросила я милого. – Почему они остановились там, под мостом, и даже не сопротивлялись?
– Водитель остановился в первом подходящем месте – раньше негде было, – потому что почувствовал себя плохо. Им всем одновременно подурнело – в воду, которую они пили, было добавлено сильное снотворное.
– В ту воду, которую они пили в банке? Она была со снотворным? Но почему тогда никто из сотрудников банка не уснул, питьевая вода наверняка была в открытом доступе?
– В открытом доступе в банке кулеры с питьевой негазированной водой местного розлива – с патриотическим названием «Крым наш», – усмехнулся Денис. – А в служебном помещении безопасников, где отдыхал украинский экипаж броневика, кто-то специально для них заботливо приготовил бутылки с самой популярной у наших соседей «Моршинской» и «Миргородской».
– Тонко, – оценила я. – Кто-то из организаторов ограбления – хороший психолог.
– Был, – поправил Денис. – Сосновский этим увлекался, разные модные бизнес-тренинги проходил – нейролингвистическое программирование, манипулятивные техники, то-се…
Мы немного помолчали.
Потом Денис спросил:
– Как вам вообще в голову пришло копать на том участке? Вы что, там клад искали?
Я не успела ответить – отвлеклась на сдвоенный вздох на спиной, оглянулась, оценила выражение ужаса на лицах Зямы и Алки и мягким жестом осадила вскипающую панику:
– Полмиллиарда рублей в золотых слитках – чем не клад?
– В слитках? – повторил Зяма, осознал, что его-то клад в монетах, и выдохнул. – Фуххх…
Потом до него дошло:
– Полмиллиарда?! А чьи будут пятнадцать процентов?
– Ничьи, – ответил майор Кулебякин, – потому что никакой это был не клад, а собственность гражданина чужой страны, похищенная у него преступниками и возвращенная ему в результате успешно проведенного расследования…
– Про клятву помнишь? – перебила я и с намеком погладила усевшегося у ног хозяина бассета.
– …совместного расследования российской полиции и частного детективного агентства «Версия», – поморщившись, поправился Денис.
Федя улыбнулся.
– Шаляпин, выйди на поклон! – потребовала Машенька, и мы все трое встали и раскланялись.
– Но пятнадцать процентов… – не унимался тайный кладоискатель Зяма.
– Мы получили достойный гонорар, – успокоила его Машенька.
– То есть тебе, Дюха, деньги уже не нужны? – обнадежился братец.
– Но-но! – строго сказала я ему. – Не Дюха, а Индиана Джонс, делай выводы!
– Понятно, – вздохнул жадный братец и шепотом озвучил свои грустные выводы на ушко Трошкиной: – По-прежнему двадцать пять, и ни процентом меньше.
– А вы как хотели? – Я показала им язык.
– А мы хотели чаю! – громко сказала Трошкина, которая очень не любит ссор и разборок.
– Сейчас организуем! – обрадовался папуля.
– Ой, а что это вы все здесь делаете? – подтянулась к компании мамуля.
За ней след в след неотступно шаркала тапками бабуля.
– О, все хотят чаю? – приятно удивился папуля. – Как славно! Тогда, пожалуй, я быстренько нажарю пончиков.
– А я, пожалуй, пойду спать, – вставая, объявила я. – Ужасно устала, прямо с ног валюсь.
И что вы думаете? Родные, любимые, друзья и товарищи даже не попытались уговорить меня остаться! Понятное дело: такими ценностями, как золото и пончики, никто делиться не хочет.
Проснулась я, как и легла, досрочно, но оказалась не самой ранней пташкой. Снаружи уже кто-то чирикал, если так можно выразиться, электропилой.
Я вышла во двор и некоторое время с критическим интересом наблюдала за папулей, который героически сражался со старым абрикосовым деревом. Вообще-то его давно уже следовало срубить: оно не давало плодов и опасно нависало над дорожкой к туалету. Я оценила, что папуля грамотно подступился к дереву так, чтобы упало оно на свободный участок двора.
– В лесу раздавался топор дровосека, – мрачно, без тени одобрения провозгласил знакомый голос, и из соседней двери выступила заспанная мамуля в своей пижаме гламурного узника.
– А что, у отца-то большая семья, – подхватила я.
– Семья-то большая, да совести нет! – продолжила мамуля, оживляясь – она любит разные игры в слова. – Отец, видишь, пилит – и всем не до сна!
– Так себе рифма, – покритиковала я.
– Так себе занятие – утренний лесоповал, – парировала родительница и возвысила голос, перекрикивая рычащую пилу: – Боря! Где ты взял этот жуткий пыточный инструмент?
– У ребят одолжил, у Феди с Машей, – ответил папуля, охотно останавливаясь – видно, все же устал. – Почему жуткий? Прекрасный инструмент – новая ленточная электропила!
– У них и пила есть! – восхитилась я.
– А у нас есть кому пилить! – сердито напомнила мамуля. – Боря, в доме двое молодых здоровых мужчин, а ты опять все сам да сам! Позвал бы Зяму…
– Кто звал Зяму? – загробным голосом поинтересовался упомянутый персонаж, неверными шагами – потому что с закрытыми глазами – выступая во двор из третьей двери.
– Смотри, с него можно писать зомби, – подсказала я нашей сочинительнице ужастиков.
Но тут братец открыл глаза, и я поняла, что ему уже доводилось позировать мастеру, правда, не пера, а кисти: художник Мунк на знаменитом своем полотне «Крик» изобразил точь-в-точь нашего Зямочку! Безмолвный крик ужаса перекосил красивое лицо братца.
