— Это приказ вашего короля о моих полномочиях в Лимерии. Как видите, они довольно широкие, особенно, если дело касается расследования преступлений культа Сумрака.
— Но причём тут моя дочь?! — спрашивает граф, развернув пергамент и наскоро пробежавшись по нему глазами.
— Виктория столкнулась на фестивале с приспешниками культа. Кроме того, есть все основания полагать, что они могут попытаться её похитить. Именно поэтому ваша дочь останется здесь. Под защитой этих стен. Под моей юрисдикцией. И ваше мнение не имеет никакого значения.
Новости о том, что меня могут украсть, графа не впечатляют. Возможно, он думает, что это лишь предлог? Или ему вовсе не важна судьба Виктории, а печётся он лишь о том, чтобы мой позор не кинул тени на его лицо.
Поджав губы, граф передаёт пергамент обратно солдату. Потом смотрит на меня таким взглядом, словно я пала ниже портовой шлюхи.
— Она молодая невинная девушка... — с нажимом говорит он. — Что о ней подумаю другие аристократы?
«Что они подумают обо мне?» — перевожу я в уме.
— Насколько понимаю, Виктория совершеннолетняя, значит способна нести ответственность за свои поступки и решения.
— Вы не понимаете какая она, — произносит Граф с горечью.
— Ничего страшного не случится, уверяю вас. Если нужно, отправьте сюда горничную, и вам тоже никто не запрещает навещать дочь. К тому же Виктория будет проводить время в обществе другой девушки.
«Он имеет ввиду Элизу?» — догадываюсь я.
— Если она на обучении, — продолжает Алан, — то поверьте, здесь найдутся лучшие учителя. Или отправляйте своих.
— Мне нужен учитель по магии, — вставляю я, поняв, что сегодня из поместья уже никуда не уеду.
— Будет, — кивает принц.
Граф смотрит на меня долгим взглядом. Говорит:
— На днях должна состояться встреча с будущим женихом Виктории. Ей нужно будет уехать в поместье.
— Пусть приезжает сюда, — отрезает Алан. — К сожалению, отпустить вашу дочь я пока не могу.
— Какая-то бессмыслица... — не выдерживает Саблфорд. — Мы и сами можем обеспечить Виктории безопасность!
— Вы называете моё решение «бессмыслицей»? — с угрозой переспрашивает принц.
— Нет, я просто… — Граф оглядывается на солдат. Они выглядят так, словно готовы по первому слову Алана перегрызть глотку кому угодно. — Хорошо…. Хорошо! Но запомните, аристократия Лимерии ничего не забывает. А вы сейчас переходите границу дозволенного!
— Как скажете, — усмехается принц.
— Мне хотя бы будет позволено перед отъездом поговорить с собственным ребёнком наедине? Или и это теперь под запретом?
— За кого вы меня принимаете? Говорите сколько угодно. Только держите себя в руках, Рон Саблфорд, — отвечает принц самым серьёзным тоном. Потом подаёт знак солдатам и те возвращаются к тренировкам.
— Пойдём к карете, — бросает мне отец.
* * *
«Бедная Виктория, неужели отец поднимал на неё руку... — думаю я, пока иду за графом. Щеку уже почти не жжёт, а о произошедшем напоминают лишь долгие взгляды, которыми нас провожают.
Я вдруг вспоминаю, что ведь в книге злодейка довольно странно вела себя при отце. Заносчиво, но между тем пугливо. Она грубила ему с таким видом, точно в омут с головой ныряла, и будь что будет. Какой бы выросла я, будь на её месте? Вероятно, ходячей тенью без права голоса, а Виктория… Виктория боролась. Да, как злодейка, но всё же не опускала рук.
Когда мы подходим к карете, граф оглядывается. Похоже он не хочет, чтобы нас подслушали. Я жду, что он начнёт отчитывать меня, но вместо этого отец говорит:
— Виктория, то что сказал оборотень — правда? Ты виделась в культистами?
— Да, так вышло.
Граф, не сдерживаясь, выругивается, потом в сердцах ударяет кулаком по кабине кареты.
— Оборотень знает? — резко спрашивает он.
— Что? — не понимаю я.
— Про твою мать! Он спрашивал про неё? Догадывается, кто она? — с нажимом спрашивает граф, а я вдруг понимаю, что понятия не имею, какой должен быть ответ. Книга повествовала о Элизе, а вот про злодейку там было не так уж много.
— Н-нет… — бормочу я.
Глава 12
Граф привлекает меня совсем близко, и на секунду мне кажется, что я вижу в его выцветших глазах искру безумия.
— Виктория, ты же понимаешь, что случится, если правда про твою мать выйдет наружу? Мы пропадём. Только за одно молчание нас лишат титула, если не жизни. Твоя мать, она же… Она...
— Она… — повторяю я. Внутри у меня всё сжимается от плохого предчувствия. Внезапно я вспоминаю жуткое ночное видение, слишком реальное, чтобы быть сном.
Граф опасливо оглядывается, но нас некому подслушивать. Мы стоим достаточно далеко, чтобы даже острый слух оборотня не смог уловить беседу.
— Если она или кто-то из их шайки снова придут к тебе, делай, что говорят. Не перечь. И магия… Зачем ты спросила про неё?
— Хочу научиться...
— Ну, конечно! Меня просто решила позлить, верно? Ты же без этого не можешь… Разве забыла, что случилось в прошлый раз, когда ты ею занялась?
— Что случилось? — шепчу я. В голове сумбур. Я мысленно листаю страницы книги, но не нахожу ни одной подсказки.
— Боже, не дочь, а сплошная головная боль! Просто забудь про магию, поняла.
— Почему?
— Не притворяйся дурой! — рявкает граф, его сухое лицо сотрясает злость. — Ты хочешь нас погубить?! Это не обсуждается! И ещё… если что интересное тут увидишь или услышишь, передавай мне. Через письма. А лучше через Деккарда.
— Услышу... что?
— Информацию, — раздражённо отвечает отец, — про культистов, конечно. Или личное про принца блохастых… Про их внутренние распри, — он неприязненно косится на тренирующихся солдат. — Ходят по пояс голые точно деревенский сброд, тьфу! Ты же умеешь совать нос куда не надо... Так послужи во благо семьи. Если нароешь чего на Алана — это будет очень кстати. Козырь нам не помешает. И постарайся уж держать себя в руках, не позорь меня. Если узнаю, что вешаешься на шею кому-нибудь из оборотней, опробуешь плетей! Из дома не выпущу следующие пять лет, поняла! Будет ещё этот молокосос меня учить как детей воспитывать.
— Знаешь, — говорю я, спустя небольшую паузу, — может тебе стоило бы этого молокососа послушать… Может тогда твоя дочь не стала бы главной злодейкой этой истории.
— Что ты сказала? — недоуменно переспрашивает граф. — Ах ты стервозная девка! Как говоришь с отцом!
Я присаживаюсь в реверансе:
— Спасибо, что приехал. Я подумаю над твоими словами, папа.
