И его кулоны гаснут. Один за одним.
О, нет-нет-нет!
Я кидаюсь из-за укрытия, пытаясь спасти хотя бы один маяк, но тут же новый сгусток магии врезается мне в живот. Оказывается, Элиза зря времени не теряла.
Меня отбрасывает. Из горла вырывается хрип, я ударяюсь затылком о гладкий ствол…. Ствол Древа, которого должны касаться только оборотни.
Магия Игдроса мгновенно окутывает меня свечением. По телу проходит электрический заряд, как если бы я сунула пальцы в розетку, лёгкие наполняются жаром, конечности сводит судорогой. С губ срывается задушенный крик.
«Так вот, что они чувствуют, — мелькает непрошеная мысль. А ещё, обречённое, — Что же будет с принцами?»
Сквозь слёзы я вижу испуганную Элизу, которая сначала шагает ко мне, словно не в силах поверить в то, что натворила. Её губы дрожат, а затем растягиваются в жуткой улыбке, какой позавидовал бы Джокер. Из голубых глаз текут слёзы, но это слёзы счастья.
— Теперь всё будет хорошо… Ты больше не сможешь мне помешать… — полуобморочно шепчет Элиза, а потом со всех ног бежит с места преступления.
Я медленно сползаю по стволу на землю, но кажется, словно проваливаюсь глубже, через горячий ад, в холодную бездну. Во мглу.
Больно до безумия, но из горла вырывается лишь сдавленный стон.
Магия Игдроса скручивает мои ноги, руки, органы в узел. Мне кажется, внутри ломаются кости, рёбра вдавливаются в лёгкие. Магия ищет зверя…
Зверя, которого нет.
Глава 20
Алан
За окном уже стемнело, значит ритуал инициации перешёл в активную фазу. Скоро Джаред обратится и станет полноценным оборотнем. У меня нет сомнений, что у брата всё получится.
Хоть Джаред и притворяется балбесом, я знаю, как много он тренировался, оттачивая физические и ментальные умения, ведь контроль — это не только талант, но и большая работа.
Сам я в двух часах конной езды от замка, сижу за круглым столом в резиденции Великого Зала Советов и слушаю унылый бубнёж городских управленцев. Столешница завалена бумагами, у входа дежурит так много охраны, что даже мышь не проскочит.
Совещание в ночь инициации — давно устоявшаяся традиция. Ведь в этот день в Руанд прибывает множество высоких лиц: главы провинций и городов, шефы гильдий, генералы войск, что охраняют границы. Все они спешат поделиться своими проблемами и прошениями. У кого засуха урожай сгубила, у кого месторождение железа иссякло, а кто-то пытается навязать невыгодное торговое соглашение. Впрочем, есть и полезные предложения.
Обычно отец руководит собранием, но сегодня он чувствовал себя плохо, так что я настоял, что сам проведу встречу. Я приводил в довод болезнь отца, а на самом деле жаждал сбежать подальше из Замка, чтобы не наделать глупостей.
Например, не схватить Викторию и не привязать её к себе крепкой верёвкой. А лучше цепью. А лучше, накинуться и целовать её до потери пульса, кусать, запускать руки куда можно и нельзя… чтобы она думала только обо мне, смотрела только на меня.
Сжимаю кулаки.
«Я люблю другого».
Эти слова занозами засели в сердце. Не вытравишь, не забудешь. Зубы сводит, кулаки чешутся выместить на ком-нибудь гнев. Например, на этом самом «другом».
Присутствие высоких лиц охлаждает моего зверя. Это хорошо… Мне нужно время, чтобы остыть, а не действовать как щенок, которого щёлкнули по носу. Дела — самая хорошая таблетка от ярости.
Собрание в самом разгаре. Я внимательно слушаю каждого за столом, но мысли то и дело возвращаются к недавней встрече с Викторией. К её словам. От воспоминаний сводит зубы, а зверь начинает метаться, требуя выпустить его наружу.
Я знаю, что он сделает, если отдать ему власть — бросится сломя голову к той, кто его отвергла. Я сохраняю холодное выражение на лице, но оборотни вокруг чуют мою ярость, однако, не понимают, на кого она направлена.
Граф северных земель зачитывает отчёт. Мне не надо вслушиваться, чтобы уловить ложь. Цифры завышены, показатели торговли притянуты за уши.
«Надо будет нагрянуть на север с проверкой, посмотреть, куда тратятся бюджеты…» — отстранённо думаю я, а мысли опять тянутся к Виктории.
Вновь и вновь я прокручиваю в голове нашу встречу.
Когда забрал её из темницы, она прижималась так доверчиво, а потом целовала в ответ так искренне…
Оказалось, нет. Вовсе не искренне. Это просто я выдал желаемое за действительное. Выставил себя круглым дураком, за что и поплатился. Но в голове не укладывается, неужели можно так притворяться?
«Нет, что-то тут не так…» — шепчет чутьё.
Если подумать, сначала всё шло прекрасно. Эмоции Виктории были как на ладони. Она пахла сладкой, чистой радостью, терпкой надеждой, желанием. Но потом вдруг что-то произошло, и комнату затопил кисло-горький страх — такой отчаянный, словно Виктория оказалась на краю гибели. И именно этот страх владел ею, когда она говорила, что любит другого. Так испугалась за своего избранника?
Или… или дело снова в книге.
На самом деле, в глубине я чувствую, что её слова про «любовь к другому» не могли быть правдой. Но слишком страшно обмануться, пустить в душу лживую надежду. Если сделаю так, а потом увижу Викторию с другим, то не ровен час, исполню судьбу, что записана в книге. Зверь не станет отдавать своё, и я вместе с ним.
Уж лучше и правда держать от Саблфорд подальше, тем более — я и есть её главная проблема. Возвращаться пока не стоит. Стражу предупредил, ей все помогут, никто не будет мешать. Чтобы Виктории не было нужно, она сможет это получить. В замке ей бояться некого. Никто не посмеет её пальцем тронуть, а значит она в безопасности.
Хотя… Эта девушка даже в чистом поле найдёт яму и свалится в неё, так что ни в чём с ней нельзя быть уверенным.
Тем временем граф северных земель закончил отчёт. Он закрывает бумаги и заискивающе спрашивает про увеличение бюджета. Я уже собираюсь дать отрицательный ответ, как вдруг у меня перехватывает дыхание.
Сердце пропускает удар. А потом болезненно сжимается.
Внутри точно натягивается струна, печально звенит на одной ноте. Зовёт.
— Ваша светлость, всё хорошо? — спрашивает Граф.
Я резко поднимаюсь на ноги, опираюсь руками на стол. Тело действует само, на инстинкте. Мир становится ярче, резче, клыки удлиняются. Зверь перехватывает инициативу, втягивает носом воздух, скалится.
Граф отшатывается, выплёскивая страх. Остальные втягивают головы в плечи, выражая покорность. Из моего горла вырывается утробное рычание. Я лихорадочно пытаюсь понять, что происходит. Почему мне кажется, словно у меня кусок души наживо отрывают. И мерещится, будто вот-вот мир треснет, обрушится осколками, потеряет всякий смысл. Будто внутри дыра разверзлась, и из неё тянет мертвенным холодом.
