– Меня отвели в сиротский приют к западу от Ван Несса. Массивное здание показалось мне заброшенным замком, и поскольку оно было разрушено огнем, мы разместились в палатках. Я ждал и смотрел. Мне сказали, что мое имя написано на плакатах, развешенных по всему городу. Благодаря им, многие дети счастливо воссоединились со своими семьями.
Но моя мама так и не пришла. После катастрофы, оставшихся детей перевели в обычную государственную школу. Везде царила ужасная печаль. И одиночество. Те, кто заботился обо мне, конечно, были добры, но я тосковал по своей маме. Я молился, чтобы она пришла, пел песни, которые она пела мне, когда я был ребенком и работал без устали над ее портретом. Помню, она трудилась наверху с рассвета до заката, но в конце дня у нее всегда находилось время для рассказов и песен, пока она рисовала птиц, животных и меня.
– Ты когда-нибудь пытался выяснить, что с ней случилось? – спросил однажды Эндрю отца.
Он все еще помнил печальное, затравленное выражение папиного лица.
– Я пытался, когда вырос. Я прочесал архивы Армии спасения, но так и не нашел ее имени. Там были сотни «неопознанных женщин», и я полагаю, одной из них оказалась она. Папа выглядел таким грустным, когда он говорил об этом, что Эндрю больше никогда не затрагивал эту тему.
Папа сказал ему, что сиротский приют был снесен в 1919 году, конечно, к тому времени он уже стал самостоятельным человеком, ветераном Великой войны, у которого вся жизнь была впереди.
– Я вырос, вдохновленный солдатами на службе, – говорил папа. – В начале войны на службу забирали молодых мужчин, это было почетно, но из-за моей ноги – я родился с искривленной ступней – для меня нашли другую роль, я служил медиком.
– Расскажи мне, как ты снова нашел магазин, – подгонял его Эндрю, очарованный рассказом. Отец точно не помнил, где был его дом, он помнил только то, что это была комната в подвале с окнами на уровне улицы. Он часто наблюдал за ботинками прохожих. И конечно, после катастрофы невозможно было узнать улицы и здания в районе, даже если бы он знал, где это было. Он вспомнил ключевую подсказку, которая помогла найти дом.
– Я приехал домой после войны с невестой и с целью, – с гордостью говорил папа. Он был искусным целителем и аптекарем и отправился искать место для своего бизнеса в городе. После пожаров Сан-Франциско восстанавливался с удвоенной силой и полнился шумными новостями. В один день он случайно нашел дом. Он шел по Пердита-стрит с поручением, когда увидел символ – подмигивающее солнце на вершине заброшенного здания.
Это зрелище пробудило в папе дремлющее воспоминание. Его мать сказала ему, когда он был ребенком, если он когда-нибудь заблудится, он будет искать здание с подмигивающим солнцем. Это была отличительная черта на фасаде здания, солнце с лицом и одним открытым, другим закрытым глазом. В старые времена люди не умели читать, поэтому вместо этого ориентировались по символам.
– Мама нарисовала его для меня, – сказал папа. Много лет спустя, увидев этот символ, он понял, что смотрит на то место, где жил, когда был маленьким мальчиком.
Он расплакался от воспоминаний, нахлынувших на него.
Дефолт 1929 года окончательно разорил город, но Джулиус Харпер нашел выход. Он приобрел заброшенное здание и вновь сделал его своим домом, предъявив права на него после уплаты налогов. Вместе с невестой они отремонтировали это место и открыли аптеку «Пердита Драг».
Когда прошлое начало растворяться в настоящем, Эндрю, глядя на странного доктора, сказал:
– Мой отец был хорошим человеком, но беспокойным. Он был так молод, когда ушел на войну медиком и водителем скорой помощи. Он всегда говорил, что и на войне, и в мирное время именно спасенные жизни придают смысл твоему существованию. Моя мама Инга была медсестрой, и они прошли с отцом по жизни, словно герои романа Хемингуэя. Мне кажется, он провел большую часть своей жизни в поиске самого себя, но так и не нашел: мама, которую он едва помнил, молодой человек, чья невинность была поругана жестокой войной… Когда он был рядом, он любил мою маму и меня и много работал. Но иногда он затихал и погружался в темноту. Но мы были счастливой семьей, и он потакал моей слабости разбирать вещи на части – часы и счетные машины, и весы, все с подвижными деталями. Когда бизнес перешел ко мне, я продолжил то, что было моей страстью.
– Возможно, это обычные сантименты, – задумался он, – но, когда мой отец вернул дом, у него возникло ощущение, что он нашел свою мать.
Эндрю попытался разглядеть сквозь туман своих давно ушедших родителей. Он аккуратно сложил выцветшую зеленую ленту и положил ее обратно в бумажник. – Здание «Санрайз» – мои плоть и кровь. Это хранилище сокровищ, видимых и невидимых. Мне нужно остаться, чтобы не потерять рассудок. Это единственный способ, сохранить мир в целостности. Он посмотрел на Блайз – нет, на Натали, чьи глаза были затуманены печалью. И поэтому вы должны понять, я никогда не покину его.
* * *
Когда Натали вернулась на работу утром следующего понедельника, ни один человек на фирме не беспокоился о том, что мир безвозвратно изменился.
Несколько ее коллег сочувственно хмыкнули. Но по большей части они избегали ее. Наверное, им было неловко находиться рядом. Когда кто-то переживает большую потерю, невозможно найти слова поддержки.
Коллегам казалось рискованным что-либо говорить. Они боялись вызвать бурю истерических слез, ведь тогда им пришлось бы думать, как справиться с ее срывом. В конце концов, не было таких слов, которые бы ей помогли.
Ей не нравилось, что на нее смотрят, как на раненную птицу. Теперь, когда она знала, как к ней относится большинство сотрудников, Натали в полной мере ощутила двуличность коллектива. На протяжении всего дня печаль усугубляли раздражающие ежеминутные звонки, собрания, распределение документов в папки, проекты, работа со счетами. Выходные показались слишком короткими, так как ей приходилось регулярно ездить в город, чтобы присматривать за дедушкой. Она представляла его одиноким, читающим, скучающим по дочери, погруженным в воспоминания об отце и его таинственном прошлом.
Ее привычная концентрация на работе ослабла. Она часто ловила себя на мысли о том, что делать с магазином. И с дедушкой. И с долгами матери. И со старым ветхим зданием. Клео и Берти согласились присматривать за дедушкой, но это было временно.
В такие моменты она ужасно злилась на мать за то, что та оставила ее в такой разрухе. Возможно, старый Джулиус чувствовал то же самое, потеряв в вихре землетрясения собственную мать.
Она связалась с рекрутинговым агентством, чтобы нанять менеджера для управления магазином. Единственные два кандидата не подошли. Первый не прошел дальше второй страницы отчета о прибыли и убытках. – Вы не только не сможете нанять меня, – ответил он. – Вы не сможете вообще никого нанять.
Второй кандидат разработал тщательно продуманный план с участием инвесторов и займов под высокие проценты. Натали это показалось настолько рискованным, что у нее перехватило дыхание.
