Он помолчал, оглядывая ее с ног до головы. Она была маленькой и милой, несмотря на помятую одежду и рассеянный вид. Удивительные темно-шоколадные глаза, красивые губы, которым нужно было больше улыбаться, интересное лицо, которое могло бы вдохновить на создание песни.
– В смысле?
– Я Натали Харпер. Но я думаю, что вы, наверное, ищете мою маму.
– Точно, и она…?
– Умерла, – выпалила женщина по имени Натали. – Моя мама умерла.
Ого. Умерла? Он поправил кепку и попытался переварить информацию, надеясь, что ослышался. – Ох, ох, ох, блин. – Черт, что говорят в таком случае? – Что – я имею в виду…
Пока он путался в словах, женщина прислонилась к черному лакированному фасаду здания, закрыла руками лицо и, к его ужасу, начала рыдать.
Какого черта? Господи Иисусе.
Пич положил свой ящик с инструментами и шагнул к ней.
– Черт, я сожалею. Я разговаривал с ней о работе и… Проклятие. Что случилось?
Она вытерла лицо кончиком рубашки. У него мелькнула неуместная мысль о ее обнаженном подтянутом животе.
– Это был несчастный случай. Авиакатастрофа.
– Полное дерьмо. Я имею в виду, простите… Натали, верно?
Она кивнула.
– Это я.
– Я Пич, сказал он. – Пич Галлафер.
Она вытерла глаза рукавом.
– Пич. – Она немного встряхнулась. – Моя мама написала ваше имя в своем календаре и дважды подчеркнула. Я подумала, что она начала составлять список покупок, или что-то вроде того. И вы здесь, чтобы… – Ее голос затих, когда она заметила татуировку на предплечье – одну из нескольких ошибок его молодости.
– Вы в порядке? – спросил он, пытаясь выйти из глупого положения. Он был подрядчиком, не психологом. – Я имею в виду… Простите. Глупый вопрос.
Она прислонилась к стене, обхватив себя руками, словно ей было холодно.
Пич почувствовал сильное желание коснуться ее, потрепать за плечо или что-нибудь еще в этом роде, но он был не настолько глуп.
– Я правда очень сожалею. – Трагедия превратила его дурацкое утро в перспективное. – Я просто не знаю, что еще сказать вам.
Она кивнула.
– Я понимаю. Никто не знает. И я бы тоже не знала. – Затем она взглянула на него огромными карими глазами из-под взъерошенных кудрей, ее влажные ресницы были подобны острым пикам.
– Итак, у вас была назначена встреча с … – Он перевернул страницу своего блокнота. – У нее был целый список. Требовалось расширить дверной проем, переместить выключатель, установить пандус для инвалидного кресла. Держатели в ванной? Слышали что-нибудь об этом?
– Кажется, я не совсем в курсе. Я живу – жила — в Сономе до того, как все случилось. Мама планировала сделать квартиру более безопасной для дедушки. Он недавно упал и сломал бедро, поэтому переехал со второго этажа в студию на первом этаже.
– Она упоминала о ремонтных работах и несложных модификациях, но не уточняла. Сказала, что мы с ней пройдем по квартире и посмотрим, когда я приеду. Послушайте, если вы хотите перенести встречу, мы можем это сделать, – предложил Пич.
– Нет, – быстро сказала она. – Дедуле – моему дедушке – нужны все эти меры безопасности. Мне придется заняться магазином мамы. И домом дедушки. Мне нужно… о боже. – Опять потекли слезы. В ход пошел подол блузки. Безупречный пресс, такой, пожалуй, можно увидеть в студии йоги, если вам, конечно, повезет там оказаться.
Он запретил себе глазеть на нее. Клиенты – даже потенциальные клиенты и особенно милые, скорбящие клиенты – были под запретом.
– Не представляю, насколько это тяжело, – сказал он. – Вы пережили ужасное потрясение. Я соболезную вашей потере. Я не знал вашу маму, но моя дочь любит этот книжный магазин. Дороти ходит сюда все время.
– Дороти с косичками? Маленького роста? – Она шмыгнула носом и махнула рукой.
– Похоже на мою дочь.
– Она приходила на днях и купила себе пару книг. Она очаровательна. – У него на лице появилась гордая улыбка. О его ребенке так говорили все. И были правы.
– Спасибо. Итак, мы перенесем, или…?
– Пожалуйста. Зайдите. Я просто… Мои планы на день поменялись. Я проснулась сегодня утром и поняла, что у меня ничего не получится. Поэтому пришла сюда, чтобы сесть в машину и уехать назад в Архангел, попросить вернуть мою старую должность. Я уволилась в приступе досады, а мне не нужно было.
Пока слова стремительным потоком выливались из нее, он попытался представить девушку в приступе досады. По какой-то причине он счел это сексуальным. Он долгое время жил как монах, и теперь почти все казалось ему сексуальным.
– Потом я увидела, что машину эвакуировали, – сказала она, – и решила принять это как знак.
– Знак чего?
– Я все брошу и буду заниматься магазином. Впервые на лице Натали появилось нечто похожее на улыбку. «Черт, – подумал он, – она красотка».
– Чувствуете, что-то горит?
– Что?
– Может быть мост?
– Звучит так, словно вы решились.
– В данный момент, у меня нет выбора. – Она показала ему дверь на уровне улицы, ведущую в жилое фойе. Рядом был вход в книжный магазин. Она отперла ее, и они прошли внутрь. Она остановилась в кофейной зоне, чтобы включить серебристую кофемашину. Прибор ожил и выпустил пар. Натали насыпала обжаренные кофейные зерна и включила кофемолку. Перекрикивая скрежет мельницы, она спросила:
– Какой кофе вы хотите?
Он безучастно смотрел на нее. Когда кофемолка остановилась, он спросил:
– Вы приготовите мне кофе? С помощью этой штуки?
– Конечно. В наше время невозможно иметь книжный магазин без кофе.
Он не мог вспомнить, когда женщина в последний раз делала ему кофе.
– Я могу никогда не уйти, – сказал он. – Американо, черный. Пожалуйста.
– Скоро проснется мой дедушка. Присаживайтесь, и мы пройдемся по вашему списку.
Когда машина остановилась, она умело достала американо и сделала небольшую порцию латте для себя. Он сделал маленький глоток, и посмотрел прямо на нее.
– Черт. Это, наверное, лучший кофе, который я когда-либо пил.
– Моя мама какое-то время встречалась с одним итальянцем, и он подарил ей эту удивительную машину. Посетители ее любят.
– Повод делать покупки в местном магазине, – усмехнулся он.
Она кивнула, и ее плечи напряглись.
– Итак… в любом случае, вам придется меня простить. Я все еще в тумане.
– Нечего прощать. – Он внимательно посмотрел на ее лицо, нежное и печальное в утреннем свете. – Авиакатастрофа, – начал он, – как это случилось? Или вам слишком тяжело говорить об этом?
