В тот же день над дверью прозвенел звонок, и он вытянул шею над книжными шкафами возле электрического щитка, который выглядел как клубок обнаженных нервов. Устаревшая проводка старого здания была объективно опасна и абсолютно не соответствовала всем требованиям. Чердак завален древними ручками и трубками из давнего прошлого, и щиток нуждался в перенастройке.
Он увидел, как вошли четыре человека, и Натали встретила их в дверях. Семья Лараби, предположил он. Старая леди, супружеская пара и парень лет двадцати, который пристально смотрел на Натали, как волк, который не ел несколько недель. Пичу он не понравился сразу.
В то же время он признавал, что в Натали Харпер было что-то дико привлекательное. Ему приходилось мириться с тем фактом, что она держалась на расстоянии, окружив себя оборонительной стеной.
* * *
Эндрю тщательно нарядился для встречи с семьей Лараби. Отглаженные брюки и накрахмаленная белая рубашка – именно так, как хотела бы Мэй. Сколько он себя помнил, ее семейная прачечная заботилась о его одежде. Она была поймана в ловушку брака по расчету, который несла, как тяжелые холщовые мешки, подобные тем, что носят в прачечную и обратно.
Она приезжала и здоровалась с ним, опустив глаза, но неизменно их взгляды встречались. Острая боль ненадолго вспыхивала, но потом переходила в спокойное принятие ситуации. Они не позволяли себе надеяться, что однажды мир позволит им любить друг друга. На закате их жизни наступил день, когда ее престарелый муж умер и она яростно заявила о своей независимости. Она принесла белье, как обычно в понедельник, только вместо напряженного и подавленного вида, она посмотрела ему в глаза и заявила, что свободна. Бизнес был продан в течение нескольких недель, и она переехала жить к нему, Блайз и маленькой Натали в уютную квартирку наверху.
Иногда они говорили о женитьбе, но, на самом деле, он так и не развелся с Лавинией. Он мог бы обратиться в суд, но в этом не было необходимости. Она и ее любовник жили в Шато-Мармон в Лос-Анджелесе, он это знал, потому что время от времени Блайз получала оттуда открытки.
– Она чужая, – говорила Блайз, бросая открытку в мусорный бак. – Я не знаю, почему она суетится.
Ни он, ни Мэй не хотели тратить свое драгоценное время на споры по пустякам. Его девочки, так он называл их – Мэй и Блайз и Натали, – были солнцем и свежим воздухом, и они создали глубоко счастливую, пусть даже и нетрадиционную, семью.
Он цеплялся за воспоминания о ее певучем голосе и успокаивающих руках, которые нежно любили его в сумрачной тишине спальни. Иногда тоска по ней казалась чересчур сильной, но тогда он напоминал себе, что были те, кто так никогда и не узнал того, что познали они с Мэй, – например, бедная Блайз. Он был благодарен за те годы, что они провели вместе, и боль утраты смягчалась воспоминаниями о редкой и особенной любви. Теперь и Блайз ушла, но эта боль была все еще слишком свежей и острой, чтобы ее унять. Его ум играл с ним злые шутки; он видел ее лицо, когда смотрел на Натали. Он слышал ее голос и представлял, что она в соседней комнате. Его дочь находилась повсюду в этом доме; еще одна причина, почему он держался за почтенное старое здание, несмотря на его недостатки и проблемы. Невозможно было покинуть его, только потому что что-то стало старым и поврежденным.
Дороти спросила его, весело ли стареть. Он боялся потерять заветные воспоминания. Если он забудет, будет ли это означать, что он никогда не жил? Что его жизнь ничего не значила?
Он был благодарен Пичу Галаферу, который отважно и самозабвенно бился над ремонтом дома. Реконструкция выявила многое: больше, чем просто ржавые трубы и прогнившие бревна. Эндрю очень гордился очаровательными артефактами, которые были спрятаны поколения назад. Это здание стало кладом скрытых жизней – призраков с тайнами, ждущими, когда их найдут.
В его зеркале над умывальником в ванной появился мужчина, и на мгновение, Эндрю потерялся во времени. Ему казалось, что он смотрит на незнакомца. В последнее время все чаще и чаще его мысли путались, он впадал в забытье и иногда не мог найти дорогу назад.
На пороге появилась Блайз.
– Семья Лараби здесь, – сообщила она.
Повернувшись, он увидел свою дочь в расцвете ее сияющей красоты, большие темные глаза горели предвкушением. Она стала его величайшим жизненным достижением – его дочь, лучший друг, деловой партнер и любимый человек.
– Дедушка?
Натали, не Блайз. Его сердце получило еще один удар. Блайз ушла.
– Я готов, – сказал он.
Она представила его Августе Лараби, женщине примерно его возраста с восхитительным вихрем серебристых волос, яркими бриллиантовыми серьгами и острыми отполированными ногтями. В другие времена ее бы назвали синьора.
– Августус Лараби был моим дедушкой, – рассказала она. – Мой сын и внук тоже носят это имя, но мы называем их Гас и Агги, чтобы не путать.
– Мы все очень рады, что нашли вас, – сказал Эндрю, когда они вошли в кабинет.
Натали достала медаль и оригинал письма, которое находилось с ней в жестяной коробке. Ее друг с аукциона пропитал сухую хрупкую бумагу спреем, чтобы предотвратить ее разрушение, и заламинировал. Они с минуту любовались находкой. «Предметы, вызывающие воспоминания, обладают особой силой», – размышлял Эндрю. Когда они с Блайз разбирали несколько драгоценных вещей, оставленных Коллин О’Рурк Харпер, он почувствовал тонкую связь с родственницей, которую не знал никогда. Возможно, именно это сейчас чувствовали Лараби.
– Я не могу выразить, как много, это значит для нашей семьи, —расчувствовался Гус Лараби. – Это недостающая часть пазла, который я собираю годами.
– Мой дед с такой гордостью говорил об этой медали, – вспоминала Августа, – но после землетрясения и пожара он решил, что она пропала, как и многое другое в городе.
– Это было одно из немногих сохранившихся зданий, – сказал Эндрю.
– У него было много историй, – продолжила Августа. – Когда он был под командованием Командора Дьюи, его отшвырнуло в море во время битвы. Половина его полка утонула, но он и еще несколько человек были спасены местными повстанцами, их тогда называли тагалы. Хотя в этом оказалось мало хорошего. Он попал в плен и смог убежать только тогда, когда тагалы попали в перестрелку с испанскими солдатами.
– Мой дедушка тоже сражался на Филиппинах, – сказал Эндрю, – но он так и не вернулся, и никто не выяснил, что с ним стало.
Женщина рассматривала его сияющими глазами.
– Когда мы разговаривали по телефону, вы сказали, что его звали Джулиус Харпер?
Эндрю кивнул, хотя не мог вспомнить, что разговаривал с ней.
– Его имя значится в свидетельстве о браке, оставленном моей бабушкой. Кроме этого никакой другой информации нет.
– Мы привезли вам кое-что, – начал Гас. – Когда вы назвали нам это имя, мы поняли, что есть некая связь. Под командованием Дьюи находился некий Джулиус Харпер.
