Натали посмотрела на него.
– Дедуль, ты слышал? Джулиус Харпер.
Эндрю кивнул.
– Когда его объявили пропавшим без вести, Коллин подала заявление на пенсию вдовы. Но она так и не получила ее. Вместо этого она получила письмо, в котором был отказ на основании недействительности брака. Мы так и не узнали причину.
– Это все объясняет. – Младший Лараби, Авги, положил на стол фотографию. – Это точная копия печати от «Сан-Франциско эксперт».
Эндрю нагнулся, натягивая на нос очки. На фотографии была шеренга чернокожих солдат, которые стояли смирно и смотрели прямо перед собой. Подпись под фотографией гласила: «Некоторые из наших храбрых цветных солдат, освобождавших Филиппины, были среди самых доблестных и мужественных…» Список имен под фотографией идентифицировал солдат по порядку.
– Посмотрите-ка вот на это, – Авги показал на человека в середине, который смотрел из-под широкополой шляпы, руки в белых перчатках держали ствол ружья. – Это сержант Джулиус Харпер.
– Это твой дедушка? – Натали посмотрела на Эндрю, ее глаза сияли от осознания случившегося открытия.
– Похоже на то. – Он изучал шероховатое фото, на котором стоял цветной мужчина, такой же, как и все остальные на снимке. – Он был солдатом-Баффало. Эндрю переваривал информацию. Отец его отца был чернокожим. Это очень странно.
– Ты не знал? – спросила Натали.
– Я не мог этого знать.
У Эндрю осталось всего несколько фотографий родителей. Его мать была белокурой норвежской красавицей с квадратным подбородком и блестящими глазами. Она была единственной, кто управлял и бизнесом, и семьей, строгой и дисциплинированной.
Его отец, сын солдата, которого показывали ему Лараби, был смуглым и высоким, с прямой военной выправкой, несмотря на хромоту, но разве он был похож на темнокожего? Не для Эндрю. Для Эндрю он был просто любимым отцом.
– В пенсии, возможно, отказали, потому что это был межрасовый брак. Это было незаконно, – сказал Авги Лараби.
– Вау. Просто… вау. – Натали посмотрела на него через стол, и он увидел Блайз с ее задумчивой улыбкой. – Тогда как они получили свидетельство о браке?
– Еще одна загадка, – проговорил Эндрю. – Это просто великолепно, иметь фотографию моего дедушки, – добавил он, обращаясь к Августе. – Мы очень благодарны.
Лараби оставили копии документов, они были чрезвычайно благодарны за свое воссоединение с медалью. Узнав о ее ценности, Эндрю ощутил в какой-то момент желание продать ее. Но какая выгода держать вещь, которая по праву принадлежит другому?
Когда они прощались, юный Агги Лараби спросил Натали, не хочет ли она как-нибудь выпить. Она выглядела взволнованной, потом сказала.
– Я немного занята в магазине. – Ты знаешь, где меня найти.
Она все еще выглядела взволнованной, когда вернулась назад в кабинет.
– Мама сделала один из тех домашних ДНК тестов, – сказала она. – Ты знал это?
Эндрю снял очки и протер линзы.
– Как это?
– Ты посылаешь образец слюны и его анализируют, чтобы выяснить твою генетическую принадлежность. Мама сделала этот тест, и я нашла результаты на ее компьютере.
– Возможно, она упоминала это. Я не помню.
– Согласно результатам, которые получила мама, большая часть ее ДНК с Британских островов. Но почти восьмая часть ее ДНК из Западной Африки, а еще одна восьмая испанская. И есть еще небольшой процент коренных американцев.
Он снова надел очки и осмотрел шероховатое фото.
– Теперь мы знаем почему.
– Ты удивлен? Шокирован? – спросила она.
Он покачал головой.
– Каким образом один фенотип может изменить этническую принадлежность? Это никогда не имело для меня значения.
Она сжала его плечо.
– Мне нравится, что ты это сказал. – вздохнула она. – Что за мир! Мне жаль бедную Коллин. Хотя я думаю, она не была бедной, просто молодой иммигранткой, которая пыталась пробиться в чужой стране. Грустно представлять себе, как она одна воспитывает своего маленького сына, как ей отказывают в пенсии мужа. Надеюсь, какое-то время они были счастливы.
– Хочется думать, – пробормотал Эндрю.
– Но твой папа – он был похож на белого или на чернокожего человека? Тебя когда-нибудь интересовало это?
– Не интересовало. Как ты знаешь, он осиротел в шесть лет во время сильного землетрясения и пожара, поэтому не осталось его детских фотографий, только рисунки, сделанные его матерью.
Глаза Натали широко распахнулись.
– Есть рисунки? Она рисовала?
– Мы нашли их в подвале, когда меняли водный обогреватель. Кажется, моя бабушка была неплохим художником. Еще она хранила иллюстрированные журналы, но я не знаю, что с ними стало. Блайз отложила их, чтобы как-нибудь ими заняться. Потом закрались сомнения. Может, это были журналы моей мамы. – Страх нахлынул на него. Почему он не может вспомнить? Что он не может вспомнить? Он снова почувствовал это, зияющую пустоту в душе, теперь наполненную жгучей скорбью. «Как-нибудь» так и не наступило для Блайз.
– Я посмотрю, смогу ли я найти их, – тихо сказала Натали.
Он протянул ей конверт, запечатанный вощеной бечевкой.
– У моего отца было так мало сувениров. Первая настоящая фотография, на которой он был запечатлен, – это его черновая регистрационная карта 1917 года.
Он дал ей фотографию отца, красивого и серьезного, в форме Скорой Помощи Армии США.
– Ты посмотри, что он выбрал в графе раса в черновой регистрации.
Она внимательно изучила карточку.
– Есть варианты: белый, чернокожий и азиат. И он выбрал белый. Может, он и не знал. А может, он решил объявить себя европейцем, чтобы избежать предубеждений. – Она положила карту назад в конверт вместе со свидетельством о браке. Там также лежали старые газетные вырезки.
– Ты просматривал все остальные бумаги?
– Мы планировали сделать это вместе с Блайз.
Ее глаза были влажными, как от утренней росы.
– У меня есть идея. Как насчет того, чтобы ты и я прочитали все вместе?
Он улыбнулся, забыв про грусть. Какое это было благо иметь такую внучку.
– Я бы хотел этого, Натти-девочка.
Глава 15
Натали приспособилась к новому ритму, находя утешение в рутинных делах. Ей стала нравиться утренняя тишина перед открытием магазина, нравилось включать кофемашину и упиваться пьянящим ароматом, доносящимся из пекарни. Когда дела шли плохо, она отвлекала себя от волнений, ухаживая за дедушкой и убирая полки и стеллажи.
Пич что-то ремонтировал в подвале. Дела были постоянно.