– Звучит так, будто вы очень спешили.
– У меня был студенческий долг, – поправила она его. Он до сих пор был, но она не хотела выглядеть еще более ущербной. – Так или иначе. Я никогда не думала о том, чтобы сидеть здесь и потягивать вермут. Мои знания о вермуте сводятся к огромным ящикам, внесенным в инвентарную опись, которыми я занималась на своей старой работе. Не такими симпатичными старыми бочонками.
– Это отличается от того, что пылилось в винном шкафу ваших родителей.
– Вам на заметку, у нас не было винного шкафа, – заметила Натали. – У меня и родителей не было, только мать-одиночка. И хотя это звучит жалко, но на самом деле это не так.
Они пробовали крепленое вино со специями роджо, которое они пили в чистом виде с ломтиками апельсина. Богатый травяной аромат успокаивал. Тревор заказал свежие местные оливки «тапас» в маленьких тарелках, орехи и сыр, все было подано в маленьких блюдечках.
– Это чудесно, – сказала она.
– Рад, что вам понравилось.
– Хочу признаться, – начала она, расслабившись от второго бокала вермута. – Я заинтригована вашей биографией.
– Она вам понравилась?
– Она интригующая.
– А это плохо?
– Нет, но есть некоторые неясности. Вы выросли в Пустынной Глуши? Она была там однажды на живописном полете вместе с Риком. Они пролетали через южное побережье озера Тахо, где сверху все выглядело как непроходимые леса. – Я не думала, что там кто-то мог жить. Разве это вообще разрешено?
– Прямо возле границы. Мои родители были ранними сторонниками дикого проживания, подальше от энергосетей. Дом имел полное солнечное энергоснабжение, запас батареек, пропановый генератор, все, что нужно было, чтобы выжить.
– И вы обучались на дому, и написали роман в семнадцать лет, и поступили в Оксфорд. Ваши родители, должно быть, очень гордятся вами.
– Давайте выпьем за это, – сказал он, поднимая маленький бокал. – А еще лучше давайте послушаем начало музыкального выступления. Похоже, они как раз начинают.
Ладно, итак, он не хотел обсуждать свою биографию. Ему, наверное, задавали один и тот же вопрос миллион раз. Она обратила внимание на суматоху в углу бара. Группа оживленно устанавливала микшеры, колонки, микрофоны и усилители в затемненной нише. Проверка звука и настройка смешивалась с музыкой самого бара. Потом пиликанье музыки прекратилось. Парень в кухонном фартуке вышел к микрофону и сделал несколько объявлений о предстоящем выступлении.
– Пожалуйста, приветствуйте одного из наших местных фаворитов, прямо здесь, в сердце города, группа «Траэл и Эррор»!
Над сценой зажглись огни, осветив ансамбль из четырех человек: женщину с длинными светлыми волосами и скрипкой, мужчину с бас-гитарой, парня с акустической гитарой, барабанщика.
– Эй там, спасибо, что присоединились к нам сегодня вечером. Меня зовут Сьюзи Бейли, и мы «Траэл и Эррор». Приветствуем вас этим пятничным вечером. – Блондинка поправила микрофон, как делают все исполнители. – Мы рады быть здесь, рядом с вами, здесь, в одном из лучших мест в городе. Давайте начнем с мелодии о погоде, которую я написала прошлым летом.
Выступление началось с водопада гитарных риффов, исполняемых высоким парнем в плотной черной футболке и с длинными волосами и…
Он наклонился и приблизил губы к ее уху.
– Да?
Она кивнула, чувствуя, как странно бьется ее сердце.
– Его зовут Пич. Он занимается ремонтом в книжном магазине.
– Мир тесен.
– Он был еще ближе. Помните нашу общую подругу Дороти? – спросила она.
– Моя подруга по переписке. Конечно, помню.
– Это ее папа.
– Замечательно. Давайте послушаем, а потом вы подойдете и поздороваетесь с ним.
Она открыла для себя Пича в абсолютно новом свете. Его руки, нежно перебирающие струны гитары, были теми же руками, которыми он сбивал штукатурку и планки со стен дома.
В следующем номере они спели дуэтом с женщиной по имени Сьюзи. Его голос казался удивительным – идеальным по высоте, с легкой хрипотцой, придававшей лирическим композициям особую искренность. Это была романтическая песня, и он и Сьюзи, казалось, были связаны воедино, пока пели.
Как насчет твоего сердца?
Оно стоит последним в моем списке.
Натали пыталась определить, была ли жена Пича в зале, смотрела ли и слушала его. Вероятно, нет. Она, наверное, осталась дома с Дороти.
Музыка лилась, как теплый дождь, и Натали перестала думать. На несколько минут она полностью забыла, что сидит с Тревором Дэшвудом. Она забыла, что ее дедушка теряет себя, магазин терпит убытки, а здание рушится. Эти несколько минут унесли ее куда-то далеко, и даже после того, как песня закончилась, она все чувствовала себя в раю.
Тревор коснулся ее плеча, когда зазвучали аплодисменты.
– Понимаете, что я имел в виду? Они хороши.
– Хороши, – согласилась она.
– А ваш напиток?
– Он… ой. Я выпила его.
– Я возьму вам другой. – Он встал из-за стола и пошел к барной стойке. Натали посмотрела на Пича, пытаясь привести в порядок свои мысли. В нем пряталось так много удивительного, но его виртуозная игра на гитаре, его душевный голос оказались самым большим сюрпризом.
Тревор поставил перед ней свежий напиток. Это «кон сифон» с небольшим количеством газировки.
– Спасибо, – она улыбнулась ему через стол. – Все так вкусно.
После еще нескольких номеров, таких же взрывных и искренних, как и первый, группа сделала перерыв.
– Пойдемте поздороваемся, – предложила Натали.
Пич поставил гитару в подставку и жадно пил воду.
– Привет, – сказала она.
Он поставил свой стакан и поднял брови.
– И вам привет.
– Вы не говорили мне, что вы Эдди Веддер.
Он осмотрел платье.
– Вы не говорили мне, что вы Одри Хепберн.
Она покраснела, отошла в сторону и жестом показала на Тревора.
– Это Тревор Дэшвуд, любимый писатель Дороти.
– Приятно с вами познакомиться. – Пич протянул руку. – Пич Галафер. Мой ребенок без ума от ваших книг, приятель.
– Надеюсь, я познакомлюсь с ней, – сказал Тревор. – Она придет на автограф-сессию, не так ли?
– Не пропустит ни за что на свете. Она сойдет с ума, когда я скажу, что видел вас сегодня.
Барабанщик помахал ему.
– Нужно идти, – извинился Пич.
Тревор повел Натали обратно к бару, чтобы в последний раз попробовать вермут. Следующие песни были также хороши, с участием другого дуэта с грубоватой, богемной и красивой Сьюзи. Затем Пич спел соло, которое он написал о парне, доставляющем посылки. Он этого не предвидел, но подобные вещи ускользали от него… Она не вполне поняла метафору, но мелодия и эмоции произведения были неожиданно трогательными.