В городе Нью-Йорке добрый самаритянин довел меня до железнодорожной станции с билетами, купленными Красной Веткой. Путешествие по этой огромной и пугающей стране продлилось больше восьмидесяти дней. На борту мне повезло познакомиться с мисс Джози Мендоза, которая держала пансионат с меблированными комнатами в городе Сан-Франциско. Так как она не умела хорошо читать и писать, она попросила помочь ей с бумагами и с чтением ежедневных новостей.
Люди удивляются, почему я, рожденная в хибаре, придя на свет без единой молитвы, смогла научиться читать, писать и хорошо рисовать. Этим я обязана семейству Вентворт. Их дочь Аннабелль была болезненной и постоянно требовала моего присутствия, и они потакали всем ее прихотям. Рядом с Аннабелль я научилась читать и писать, рисовать и играть на пианино. Мне дозволялись любые прихоти – кроме, естественно, привилегии иметь семейные материальные блага.
Мама подозрительно относилась к разрешению изучать что-то выше положенного моему статусу, но жена эсквайра уверила ее, что я исправно делаю свою работу, относясь по-дружески к больной девочке, которая отчаянно нуждается в общении. Когда мама разрешила это, я считала это благословением свыше.
Учитель был чудом и ничем больше в моих глазах. Прислуга шепталась, что М. Хуго был уволен с должности в королевской семье в Бельгии, потому что он был виноват в чем-то, что называли «французским пороком», и он был отправлен на запад Ирландии в ссылку.
У него был необычайный дар, и благодаря ему я научилась читать великие книги тех лет и красиво писать. Но самым великим даром, преподнесенным им, стало рисование. Он учился в Королевской Академии Изящных искусств и поделился своими знаниями со мной.
Я освоила принципы рисунка и композиции, но во всем остальном я обязана окружающему миру. Каждую свободную минуту я практиковалась. Я рисовала природу, листья и ягоды, прибрежные травы, орешки и длинные листья папоротника. Я рисовала кроншнепа, сидящего на краю пирса, и баклана с крыльями, распахнутыми навстречу бризу.
Рисование – это возможность ощутить, как мир обретает смысл под моей рукой. Я разговариваю с помощью своих рисунков и иногда открываю собственные чувства, которые были спрятаны внутри.
В итоге я рассказала мисс Джози о своих планах найти дорогу до церкви и попросить помощи.
Она рассмеялась громким и нахальным смехом и рассказала, как церковь может спасти мою бессмертную душу, но все, что мне нужно, это лишь набить живот и иметь место, где можно склонить голову.
Натали сделала паузу, чтобы ей и дедушке взглянуть на работы молодой девушки.
– Коллин была замечательной, – сказала Натали. – Ее письмо и рисунки. Это удивительно.
Несколько страниц покрывали рисунки, сделанные в основном во время путешествия, которое обернулось для Коллин ошеломляющим горем. Самые сложные изображали птиц, летящих в небе или парящих над корабельными снастями, и летающих рыб над поверхностью океана.
На другой странице был нарисован ряд хмурых лиц – женщины в шали, двух маленьких мальчиков, мужчины, сидящего на корточках перед свернутой веревкой.
– Ее родители и братья, – начал дедушка. – История нашей семьи написана смертью.
– И борьбой за выживание, – сказала Натали, возвращаясь к повествованию.
Никогда прежде я не видела подобные места, как в этой странной новой стране. Они и пугают, и завораживают. Здесь есть люди из Азии, их называют небожителями в своем мире, известном как Чайнатаун. Есть люди, говорящие по-испански и играющие музыку на улице. Солдаты с военной станции наводняют улицы по ночам, пьют и ищут женщин. Я начала носить брюки и ботинки, а волосы собирать под кепку, как мальчики.
Салон мисс Джози – ужасное место, дикое и приводящее в замешательство, как суматоха в порту. Это фактически модный дом, который они называют борделем в этих краях. Мисс Джози не платит мне ничего. За крошечную пещеру в подвале и объедки я работаю с рассвета до заката. У меня очень много обязанностей. Белье и починка. Ночные горшки. Я иногда работаю на кухне, но повар родом из Китая, и я не могу понять, что он говорит, он ругается все время, кудахча и гоняя меня, как мокрую курицу.
Между чисткой и стиркой белья я должна относить мусор в баки у подножья Фентон Хилл, где мусора навалено до самого моря. Отвратительное задание, и все же по сравнению с отправкой всей моей семьи в вечность одного за другим жестокость всего остального можно не упоминать. Я обнаружила неподалеку поле и берег, кишащий птицами и дикорастущими растениями. Весеннее пробуждение обновило и мою душу. Мир рождается заново из зимних глубин. В своих рисунках я передаю эти моменты, чтобы напоминать себе, что я должна жить дальше.
На полдня в воскресенье меня отпускают, чтобы я посетила мессу. Словно я могу сгореть в пламени вечности за свои грехи – я никогда не хожу. Вместо этого я ухожу в дикое место на свежий воздух и рисую. В моих жестких обстоятельствах мне приходится обходиться старой использованной бумагой и угольным карандашом, я забываю о себе, когда создаю образы мира вокруг себя.
Большинство прохожих не замечают меня, но однажды я встретила мужчину по имени Билли, который задержался и смотрел, как я рисую. Я устала читать «Экзаминер», утомительный сборник ежедневных новостей. Я обнаружила интересную пару уток и делаю наброски прямо на газетной бумаге. Смелые штрихи угля замазали колонки текста, когда я воспроизводила сцену. Незнакомец спросил меня, почему я замазала новости рисунком, и я призналась, что факты и статистика кажутся мне утомительными. Газета больше подходит для рисования, чем для чтения.
Он загоготал и стал хлопать себя по коленям, заявив, что мой обзор был честнее всего редакционного совета. «Ох, нет, – сказал он, – я владелец этой газеты, и я хочу, чтобы она процветала. Что тогда привлечет ваш интерес?»
Я никогда не встречала такого важного человека. Я призналась, что меня привлекают рассказы о драматической борьбе людей, смешные стихи или острые и блестящие статьи, описывающие мир для живого воображения.
«Я должен угождать читателю, – заявил он. – А не софистам и историкам».
После этого необычного обсуждения, наши воскресные встречи стали происходить регулярно. Он чрезвычайно великодушный и дает почитать мне разные книги, и снабжает принадлежностями для рисования. Он с гордостью рассказывает мне о талантливых писателях, которых сейчас издает, – о мистере Амброзе Бирсе, Марке Твене и Джеке Лондоне.
А потом, в один день, сюрприз. Билли покидает Сан-Франциско навсегда. Он пришел попрощаться. Присутствие этого известного джентльмена создало волнение, и он принес с собой великолепный подарок – набор книг, таких больших, что слуга или лакей понесли их в мою скромную комнату в подвале мисс Джози. В огромной посылке было полное собрание гравюр птиц Америки в натуральную величину мистера Джона Джеймса Одюбона. Тома были размером с вытянутую руку! У меня перехватило дыхание от абсолютной красоты гравюр – обычные цапли и белые цапли, лебеди с грациозно выгнутыми шеями, певчие птицы в полете, прибрежные птицы в своей среде обитания.
