Я была ошеломлена таким огромным сокровищем, но он уверил меня, что мало интересуется гравюрами птиц, и он охотнее посмотрит на них в собственности человека, способного оценить их.
За одной страницей лежало письмо, написанное незнакомым подчерком.
Моему драгоценному другу Коллин, в благодарность за нашу дружбу, пожалуйста, прими в дар эти тома, которые содержат полный набор гравюр ручной работы мистера Джона Джеймса Одюбона. Я знаю, что у тебя они будут как дома и твои достижения однажды станут конкурировать с его достижениями.
С благодарностью и уважением,
Вильям Рандольф Херст.
Натали оторвала взгляд от письма.
– Я не знаю, что сказать. Это удивительная история. Думаешь, это правда? Может это письмо оказаться подлинным? Она была знакома с Вильямом Рандольфом Херстом?
– Хотел бы я знать. Мой отец был таким маленьким, когда потерял ее. Он часто вспоминал ее красивые рисунки, и говорил о «маминых птицах», но он полагал, что это настоящие птицы, или, возможно, ее собственные рисунки. Он был слишком юн, чтобы знать что-то существенное про нее.
– Если это правда, и она дружила с Вильямом Рандольфом Херстом. Она говорила с ним о его газете. Мог ли он в действительности подарить ей набор «Птицы Америки»?
Дедушка сконцентрировался на рисунках в журнале.
– Ее изображение птиц выглядит в точности, как версии Одюбона.
В саду собирались тени, неся с собой вечернюю прохладу.
– Давай зайдем внутрь, – попросила Натали. – Мы можем поесть суп на ужин и посмотреть что-нибудь еще.
Клео закрыла магазин. Натали заварила чайник чая и послала за ужином —марокканским чечевичным супом и закваской. Они сели за дедушкин стол. Натали нашла пару издательских копий работ Одюбона на полке и показала их дедушке. Некоторые рисунки Коллин были абсолютными копиями, как будто она училась у самого мастера.
– Это убеждает меня, что она действительно училась по «Птицам Америки». Интересно, что стало с книгами. – Она отправила сообщение Тэсс, спрашивая, можно ли выяснить, владела ли семья Херстов первоначальным экземпляром книги.
Дедушка добавил в свой чай мед.
– Я надеюсь, твоя подруга просветит нас. Давай закончим, ладно?
Натали убрала тарелки, пока дедушка усаживался в кресло для чтения. Она поняла, что именно по этой причине мама была непреклонной и считала, что он должен быть в родном доме.
* * *
Май, 1897. Я ходила посмотреть футбольные матчи в Пресидио и там встретила самого необыкновенного человека. Он солдат, из лагеря, расположившегося у батареи Астор, и он не принимал участия в играх, которые собрали толпу в этот погожий день. Я слышала, как кто-то бренчит и поет, и меня привлекла красивая песня. Его зовут Джулио Харпер, он служит в полку цветных солдат. Он сказал, что его мама следует за испанским лагерем, готовит еду для подразделения солдат пехоты, а его отец свободный раб из штата Техас. Он такой вежливый, и поет старые испанские песни своей матери. Мы смущаемся, когда бываем друг с другом, и все же мы полны нежности и любви настолько сильной, какую только можно представить.
Август, 1897. Джулио и мне гарантировали выдать свидетельство, и нас поженил симпатичный священник. Прежде чем мы начнем жить как муж и жена, Джулио должен закончить военную службу. Ох, какие у нас мечты. Иметь ферму, где растут яблоки и мягкая трава, где-нибудь среди холмов к северу от города. После стольких лет одиночества с книгами и рисунками, я переполнена блаженством.
«Солдаты ходят на войну, – говорит мне Джулио. – Это наша работа». Но все же здесь в Сан-Франциско, нет атак индейских племен или пиратских рейдов. Его обучают работать на большом орудии на колесах, которое называется вращающаяся пушка Хотчкисса. Его цели воображаемые враги в туманном заливе, побуждающие лаять морских львов. Муштра и обязанности в Пресидио только для шоу.
Май, 1898. Это ирония судьбы, человек подаривший мне мечту, ее же и украл. Похоже, что мистер Вильям Херст забыл, что однажды поддержал мое искусство и поощрил мое страстное желание учиться.
С тех пор он произвел триумф по всей стране. «Экзаминер» стал первым. Сейчас многие его газеты подстрекают простой народ к войне с Испанией. Я не могу даже смотреть на лозунги, кричащие с первых страниц газет. Так он разлучил меня с человеком, которого я люблю. С моим мужем. С моим мужем. Джулио отобрали на корабль с первой экспедицией из-за его знания испанского языка и умения управлять пушкой.
Я едва не потеряла сознание, когда войска проходили через ворота Ломбард-Гейт в Пресидио, шагая к подготовленным кораблям. Я побежала вместе с толпой вниз на Маркет-стрит, а потом к докам. Все кричали, и везде царил хаос. Люди, запасы и домашний скот грузились на пароходы. Пунктом назначения был порт Манила на Филиппинских островах, место, о котором я никогда не слышала. Я не могу даже представить себе такое далекое место.
Когда мы прощались, я не знала о ребенке.
– Это так печально, – сказала Натали дедушке. – Это был последний раз, когда она видела своего мужа.
– И она обвиняла Херста. Его газеты преувеличивали и даже сочиняли события, чтобы развязать войну, которая забрала у нее мужа. Я считаю, что термин «желтая пресса» появился оттуда.
– Зачем ему нужно было это делать?
– Чтобы Херсту и Джозефу Пулитцеру продавать газеты. Газеты сеяли ярость и ненависть к Испании, и не утихали до тех пор, пока не была объявлена война.
– А разве сейчас мы ведем себя лучше? – Она подумала о шумных онлайн-дебатах и кампаниях по дезинформации. Это заставило ее задаться вопросом. – Надеюсь, что лучше. В мире все еще беспорядок, но журналистика – настоящая журналистика стала намного лучше. В любом случае, мне нравится так думать.
Записи Коллин стали короткими и менее частыми, наверное, потому что она ухаживала за ребенком.
Ко времени рождения моего прекрасного сына Джулио не стало, пропал без вести и признан погибшим. Убит местными повстанцами.
Только существование моего малыша удерживает меня, чтобы не умереть вслед за Джулио, точно так же я жаждала последовать за своей ушедшей семьей. Мой сын Джулиус – мой единственный якорь на этом свете.
Посмотрите, как он вырос всего за шесть месяцев. Солнечный и счастливый, идеал здоровья, несмотря на то, что он родился с больной ногой. Мой сладкий херувим. Он никогда не узнает своего отца.
– Посмотри на эскизы, – выдохнула Натали. – Это изображение твоего отца.
Они один за другим просмотрели рисунки. Там был нарисован Джулиус младенец, а потом малыш. Затем маленький мальчик, худощавый и косоглазый, одетый в трусики.
– Это может быть старой яблоней, ты помнишь? – Натали показала деду эскиз босоногого мальчика без рубашки, сидящего на голой ветке. Под рисунком было имя Джулиус Харпер, написанное детскими буквами.
