– Мне жаль, что тебе пришлось это видеть, – пробормотал он.
– Я не знаю, что видела.
Он поднял воротник своего угольно-серого пальто.
– Ты видела мое детство, – сказал он. В следующем квартале он нырнул в фойе бутик-отеля с тихим лобби-баром. Заказал два старомодных коктейля и велел бармену сделать ему двойную порцию.
– Что происходит? – спросила Натали.
Тревор ухватился за край стола и посмотрел на нее. Она никогда раньше не видела его беззащитным. Теперь увидела. Он выглядел унылым и побежденным.
– Моя мама – это нечто. Но, как ни странно, она не лгунья. Он сделал глубокий глоток.
– Я слушаю, – сказала Натали. – Все в порядке, Тревор. Ее зовут Дорин Дентон?
Он кивнул.
– Мы вдвоем жили в трейлерном парке Карсон-сити. Мой отец был каким-то бродягой, которого я никогда не встречал. Она пила и работала в казино. Иногда вспоминала, что мне нужно бросить булку хлеба и банку арахисового масла. А может даже коробку хлопьев. Мне чудом удалось окончить школу. При каждом удобном случае я отсиживался в библиотеке. Это было мое убежище.
– Значит, твой опыт, твоя биография – это все выдумка.
– Такая же выдуманная, как любой из моих романов. Полная мистификация.
Натали потягивала свой напиток, пытаясь собраться с мыслями. Она была потрясена и опечалена. Несмотря на все свои успехи, богатство, дома в Сан-Франциско и Кармеле, стремительный образ жизни, он жил с этой тайной.
– Итак, твоя мама – Дорин…
– Она не живет в Палм-Спрингсе. Я нашел ей место в частной клинике. Я даже не могу сосчитать, сколько раз она была в реабилитационном центре. Мне так чертовски жаль, Натали.
– Мне жаль, что тебе пришлось расти в таких условиях и ты был вынужден это скрывать.
– Ты же знаешь, как трудно издавать книги. Когда я начал писать, мне пришлось создать эту личность. А когда книги стали набирать популярность, я просто продолжил дальше врать. Я знаю, что это дерьмово.
– Мир любит тебя.
– Мир не знает меня.
– Ты тот, кто ты есть. – Она потянулась через стол и коснулась его руки. – Знаешь, чего бы мне хотелось? Жаль, что я не могу вернуться в прошлое, встретить тебя маленького, обнять и сказать, что все будет хорошо.
Он убрал руку.
– Ты бы не захотела меня обнимать. Я был со вшами и в синяках.
– Еще больше причин обнять тебя, настаивала она. – Ах, Тревор.
Он сделал глоток.
– Знаешь, говорят, никогда не поздно иметь счастливое детство. Теперь я счастлив, детка. Ты делаешь меня счастливым.
И все же в нем жила печаль, и Натали знала, что не сможет заполнить эту пустоту. Она задавалась вопросом, почему Тревора влекло к ней? Просто из-за желания быть рядом с кем-то надежным и предсказуемым, не таким, какой была его ужасная мать.
Натали наконец поняла, почему она не могла быть с Тревором. Не из-за своих неправильных представлений о мужчинах. Это были инстинкты, говорящие ей, даже кричащие, – будь внимательна. Вместо того, чтобы их игнорировать, ей следовало к ним прислушаться. Она была права, что держалась на расстоянии от Тревора, хотя даже, не понимала почему.
– Ты когда-нибудь собирался обо всем мне рассказать? – спросила она, не стараясь смягчить нотки гнева в своем голосе.
Он пожал плечами.
– Мне хочется думать, что в конце концов я бы все рассказал.
Она представила его маленьким мальчиком с ужасной матерью, и гнев утих.
– Как бы то ни было, это бы не имело значения.
– Ты такая милая. – Его улыбка была мимолетной. – И я вроде как люблю тебя.
Это заставило ее замолчать. Кто он – Тревор Дэшвуд или Тайрел Дентон? Опытный лжец. Человек, пострадавший от ужасной матери. Натали колебалась между сочувствием и раздражением.
– Мне нравится то, что ты сделал со своей жизнью. Ты превратил ее в нечто действительно прекрасное.
– Но… – Он бросил на нее понимающий взгляд поверх бокала.
– Но я не та, кого ты ищешь. – Ее горло саднило, когда она выцарапывала правду из глубины души. – Я тоже играю роль. Выгляжу как человек, который знает, как строить отношения, который знает, чего хочет. Дело в том, что я этого не умею. И это стремно, потому что ты просто замечательный, – проговорила она. – Я никогда не забуду, что ты сделал для меня и дедули.
– Черт, – сказал он.
– Мне очень жаль.
– Я знаю. – Он позвякивал кубиками льда в стакане.
– Все в мире думают, что я идиотка, потому что ты фантастический.
– Я мошенник, – заметил он.
Неудивительно, что он все переворачивал в своих книгах.
– Послушай, а что бы сделал любимый американский писатель? Что ты сказали Дороти Галахер? Придумай обратную сторону, верно? Запиши десять вещей, которые тебе очень-очень нравятся. Сможешь?
– Так или иначе, я ведь занимаюсь этим всю жизнь.
– Ты сделал свою жизнь невероятной. И я уверена, что ты сделаешь все возможное для своей матери. Ты заслуживаешь всего и даже больше.
– Знаешь, если мы расстаемся, то это чертовски мило.
– Милое расставание? Звучит как история-перевертыш.
– Ты хороший человек, Натали. – Он улыбнулся грустной улыбкой. – Обещай мне одну вещь.
– Какую?
– Обещай, что, когда волшебным образом появится это редкое первое издание книги о птицах, я буду первым, кому ты позвонишь.
Глава 24
Натали вернулась со встречи с частной кредитной фирмой. Она чувствовала себя абсолютно отвратительно. Даже вид толпящихся в магазине покупателей не поднял ей настроения. Берти с пафосом читал «Книгу без картинок» группе восторженных малышей. Клео сидела за стойкой, работая над своей последней пьесой. Она бросила взгляд на Натали и жестом пригласила ее в подсобку.
– Расскажи мне, – попросила она.
Натали глубоко вздохнула.
– Все плохо. Процент по кредиту огромный, а мама задолжала больше, чем за три года. Сумма, которую они рассчитали, план выплат, нам не по карману, даже сейчас, когда наши доходы немного выросли. А тут еще налоговое положение…
– О черт. Мне так жаль.
– У меня нет выбора. Дедуля вчера заблудился по дороге в центр для престарелых и запаниковал. Это могло плохо кончиться. Он мог попасть под машину или… Он нуждается в более высококвалифицированном уходе, сейчас это моя задача номер один. Боже. Он взбесится, когда я скажу ему, что мы должны все продать.
– А если он скажет тебе «нет». Что будешь делать?
Она сглотнула слезы.
