– Спасибо, – сказала Натали. Пока она принимала оплату, в ее голове пронеслась мысль о том, что Пич был женат на этом великолепном создании.
А теперь – нет.
Но все это ее не касалось.
Натали с заботливой улыбкой протянула открытку и подарок.
– Повеселись на вечеринке, – пожелала она Дороти.
– Я постараюсь.
* * *
– «Переоцененный» – это очень хорошая рифма к слову «сложный», – сказала Сьюзи Пичу. Она сидела за студийным пианино, положив ноты на пюпитр.
– Да, но все пишут песни со словом «сложно»?
– Потому что все любят песни о сложных отношениях.
Он подумывал позвонить Натали, но так и не решился. Наверное, она занята своим больным дедушкой. А может быть, ее занимает некий известный писатель.
– Говори за себя, – возразил он Сьюзи. – Я не люблю сложных женщин.
– Или просто женщин, – ответила Сьюзи, хмуро глядя на страницы. Сегодня работа над текстами затягивалась. Иногда писать удавалось как по маслу. А иногда это было подобно прохождению камня в почках.
– С чего ты взяла?
– Серьезно, если ты ищешь простых отношений, заведи собаку.
– Хорошая идея. Дороти понравится. – Его дочь была еще одной сложной женщиной, которую он обожал всей душой. Ее вырвавшееся признание – «Я ненавижу развод моих родителей» – все еще преследовало Пича, как затянувшееся эхо. Делать Дороти счастливой каждый день – вот самая главная цель его жизни. Он мог дать ей крышу над головой, научить петь, отвести на осмотр к врачу, купить ей обувь и книги, слушать каждое ее слово. Но он не мог дать ей то, чего ей не хватало больше всего, – ее родную семью.
Несмотря на то, что он старался жить рядом и участвовать во всех аспектах воспитания, его маленькая девочка знала, что ее мир никогда не будет прежним. Она несла в себе печаль, невысказанную тоску по ним троим, по тому, что они никогда не смогут быть вместе, в доме, полном любви.
Они с Региной пытались окружить дочь любовью и заботой. Но жизнь – это извилистая дорога, полная крутых поворотов, на которой часто появляются трещины. Сначала они незаметны и прячутся глубоко в фундаменте. А потом повреждения становятся такими большими, что их невозможно восстановить.
Недовольство Регины скрывалось за маской честолюбия – желать большего, стремиться к большему, достигать большего. Он целыми днями торчал на работе. К тому времени, когда они оба отвлеклись от своих забот, между ними оказалась пропасть, слишком широкая и глубокая, чтобы ее пересечь. В конце концов они оба согласились, что их браку пришел конец.
Но Дороти… в этом вопросе у ребенка не было права голоса. В ее мире случилось землетрясение. И осколки, оставшиеся от него, никогда больше не могли собраться воедино.
Пич не могла ей дать то, что она хотела. А единственное, чего он хотел… сложно.
– Какой породы? – спросила Сьюзи.
– Прости, что? – Он потерял нить разговора.
– Какой породы собака?
– Наверное, из приюта. Не слишком большая. Никакого эмоционального багажа.
Она рассмеялась.
– Так ты имеешь в виду щенка?
– Щенок – это чистый лист.
– Щенок – это большая работа. Ты когда-нибудь растил щенка с нуля?
– Вообще-то, да. Когда был ребенком, чуть старше Дороти, у кого-то на стоянке «Пабликса» появился выводок щенков, и я принес одного домой. Получил нагоняй от родителей, но мы с сестрой убедили их оставить щенка. Его звали Бастер.
Мать Пича наняла профессионального дрессировщика. А отец пригласил подрядчика, чтобы построить в их поместье Бакхед собачий домик и загон.
Мужчина вспомнил, что до того, как все рухнуло, его детство было полетом на ковре-самолете сквозь блаженное неведение. Он вырос, не подозревая, что его отец – вор, а мать знаток махинаций из Младшей лиги. Ни он, ни Джунбаг не знали, что вся их семейная жизнь построена на мошенничестве и обмане. Каждую ночь он ложился спать со своей собакой в доме, который казался крепостью.
Может быть, именно такого детства он и хотел для Дороти – ощущения беззаботного приключения, уверенности в том, что ты будешь просыпаться так каждое утро. Конечно, они с Региной не прибегали к мошенничеству. Но уловки? Возможно. Не нарочно, но возможно.
– Бастер был великолепен, – сказал Пич. – Как ты думаешь, если бы у нас была собака, Дороти бы не так сильно переживала из-за развода?
– А ты никогда не думал, что Дороти не стала бы так переживать из-за развода, если бы ее отец был счастлив? – предположила Сьюзи.
– Я счастлив, и она это знает, – раздраженно бросил он.
– Угу.
– Заткнись и пиши, Сьюз.
– Так и сделаю. Вместо этой дурацкой композиции про дождь, напишу песню о парне, которому нравится девушка, из книжного магазина, но он ей ничего не говорит.
– Снова клише, – проворчал он.
– Тогда перестань им быть, – сказала она.
Пич работал над новым проектом в Рашн Хилл. Реставрация таунхауса 1920-х годов, который, скорее всего, не трогали с 1920-х. Клиент и его жена были врачами. И весьма успешными, судя по цене их «Рено».
Он осмотрел сломанный радиатор, пытаясь найти лучший способ убрать старую железную громаду. Это был теплогенератор Honeywell. Когда он обходил его со своей сабельной пилой, он заметил, что горшок в форме гриба соединен с контейнером на дне устройства. Вставив в пилу чугунное лезвие, он уже собирался взяться за работу, когда что-то щелкнуло в его памяти. Работы в старых зданиях – это всегда столкновение с опасными материалами. Маленькая хитрая штуковина за обогревателем могла стать большой проблемой.
Отложив пилу, он стал быстро искать информацию в телефоне. Через несколько минут он понял, что смотрит на ртутный горшок, в котором содержится несколько унций жидкой ртути.
– Вот дерьмо, – пробормотал он. Пич знал, что ему нужно быть осторожным при удалении этой штуки, чтобы ничего не вытекло из блока. Даже крошечное отверстие могло быть опасным. Он оставил деталь нетронутой и, держа ее в вертикальном положении, поместил в толстый пластиковый мешок, затем положил его в ведро размером в пять галлонов и насыпал опилок, чтобы удержать на месте. Пометил ведро «ртуть – не открывать». Затем положил эту штуку в коробку в пустом сарае и позвонил на станцию, чтобы ее забрали. Хозяева вряд ли обрадуются плате за утилизацию, но это лучше, чем отравление ртутью.
Он отправил сообщение клиенту и задержался на работе допоздна. Дороти осталась у матери, и Пичу нечего было делать дома. Он сделал перерыв, чтобы посидеть на ступеньках крыльца и съесть буррито.
Крыльцо было полностью разрушено, с облупившейся краской на досках и сломанной резьбой, но как только он закончит переделку, оно станет прекрасным. На данный момент это было отличное место, чтобы осмотреть окрестности, несмотря на зимний холод. Со своего наблюдательного пункта он мог видеть улицу Ломбард-стрит, которая спускалась, как трамплин, к набережной.
