Охране сказал, что у них два дня отпуска. Те не поверили, Марк Борисович никогда не улетал и не путешествовал сам. Но приказ есть приказ, два охранника и водитель испуганно смотрели вслед своему хозяину и не понимали, что происходит.
Как только он сел в самолет, позвонил Владимир:
— Ты что, мать твою, позволяешь себе? Где ты?
Друг был взбешен, он кричал, как истеричка.
— Вов, все хорошо. Кому я нужен?
Владимир любил свою работу и друга тоже. Они вместе пережили два разбойных нападения и одно спланированное, но, слава Богу, неудачное похищение. Друг всегда был на чеку, и хоть последние лет десять был уверен, что Марку не грозит опасность, охрану не уменьшал.
— Мне нужен, Левин. Мне. Живым и здоровым. Скажи хоть, куда летишь? Не заставляй меня прибегать к шпионским приемам.
Марк засмеялся:
— Кому ты лапшу вешаешь? Ты же и рейс наверняка пробил, и навигатор где-то в моей обуви спрятал. Знаешь ведь уже, куда лечу?
— Знаю, — выдохнул Владимир, — хочу услышать, по какому вопросу.
— По личному, — сухо ответил Марк.
— К той женщине? Которая с Лешкой?
Марк сглотнул. На минуту, пока еще не закрыли дверь самолета, захотел выбежать, побить себя по щекам, встряхнуть и вернуться домой. Но сегодняшний день, вернее то, что случилось вечером, и осознание, что он мог ее больше никогда не увидеть, не позволили ему подчиниться разуму.
— Удачи! — пожелал друг.
— Вов, организуй мне на воскресенье поздний вылет из Неаполя?
— Будет сделано!
Весь полет, почти четыре часа, Марк думал, что сказать Кате, как аргументировать свой прилет, и сам себя успокаивал: если надо что-то объяснять, то… не надо объяснять. Они чувствуют друг друга на расстоянии трех тысяч километров, неужели она не поймет его по взгляду на дистанции один метр?
По прилете взял такси и до отеля еще три часа ехал. Сна не было ни в одном глазу, он ужасно нервничал, накручивал себя, потом успокаивал, и так всю дорогу.
В отель добрался рано утром. Минув стойку регистрации, направился к лифту, на третий этаж, номер 326, и уверенно постучал.
Катя услышала стук в двери, приподнялась на постели, посмотрела на часы и не сразу сообразила который час. За окном еще было темно. Когда она видела цифры, ей нужно было время, чтобы осмыслить и только потом понять их. Халата в этом отеле не было, надевать футболку с шортами? Нет, явно же кто-то ошибся дверью. Она укуталась в одеяло, дернула ручку двери вниз и обалдела. Он сделал шаг к ней, а она бросилась к нему, придерживая одеяло, обняла, но вдруг резко отступила и попятилась. Марк растерялся, хотя к такой реакции тоже был готов.
Катя смотрела на него, широко открыв глаза, не подпуская и вытянув одну руку. Второй закрывала рот, как будто что-то хотела сказать, но боялась.
— Мне уйти? — спросил.
Она замотала головой, Марк сделал еще один шаг вперед, дверь за ним закрылась, но она опять попятилась, и опять этот взгляд.
Марк совсем ничего не понимал, поэтому не выдержал:
— Скажи! Не молчи!
— Ты бы мог принять душ? Пожалуйста…
Марк опешил, стоял и думал, неужели он так провонялся в самолете и такси? Ему даже стыдно стало, он посмотрел на свою чистую рубашку, а Катя закрыла лицо руками и прошептала:
— Твой одеколон. Я ненавижу этот запах. Мой муж им пользовался постоянно… прости…
Марк облегченно кивнул, что понял проблему, и направился в душ. Катя села на кровать.
Как там, у любимого Генри Форда: «Если тебе тяжело, значит, ты поднимаешься в гору. Если тебе легко, значит, ты летишь в пропасть». Все произошло так быстро! Так легко: он просто взял и прилетел! И сейчас они оба полетят в пропасть.
Но она хотела этого. Какой толк был с того, что она двадцать лет поднималась в гору? Была ли она счастлива на этой вершине, с кучей денег, предателем мужем и правильными родителями?
Нет! И сейчас она с огромной радостью полетит в эту адскую бездну.
Она услышала, как льется вода в ванной и прилегла. Свет не хотелось включать. Номер был совсем крошечным: одна кровать, тумбочка и небольшой плазменный телевизор напротив постели. Окна выходили на дорогу с ярким освещением.
Марк стоял под ледяным душем и остывал от эмоций, которые его переполняли. Когда вышел из ванной, на нем было только полотенце, обмотанное на бедрах.
Катя лежала на кровати, накрывшись одеялом. Он присел с ней рядом, она потянулась к нему, и он в одно мгновение накрыл ее губы своими и навалился сверху. Безумие бурным потоком полилось по венам, впрыскивая в кровь горькое безрассудство, легкое помешательство и невероятный восторг. Это сумасшествие сжигало на пути весь страх и тревогу. Он целовал ее нежно и медленно. Затем чуть отстранился и, едва касаясь, провел пальцами по лицу, как будто рисовал ведомые только ему узоры: ото лба, спустился к скулам, пытаясь запомнить ее каждый миллиметр, каждую родинку, каждую веснушку. Он не знал, каково это, дарить удовольствие любимой женщине, но чувствовал, что это даже близко не сравнить с его собственным — это намного сильнее, ярче, что-то космическое, запредельное, и он хотел этому научиться.
Она дотронулась до его влажных после душа волос, они оказались такими мягкими на ощупь! Катя громко потянула воздух в себя, а вот выдохнуть не могла. Опять посмотрела на него, широко раскрыв глаза, и задрожала, передавая этот трепет ему.
— Скажи! — приказал он. — Не молчи!
Она слабо улыбнулась и наконец-то выдохнула:
— Это космос какой-то!
Он рассмеялся, громко, прям ей в губы и уже не смог себя остановить. Хорошее слово она подобрала. Это было действительно что-то невероятное, глубинное, восхитительное, когда эмоции через край и этой Вселенной мало. То, чего он еще ни разу не чувствовал: искренность, любовь в каждом вдохе и электрические разряды под кожей, после ее прикосновений. Как будто не было прошлого, и нет будущего, а есть только настоящее, их Космос!
И Катя ни на грамм не преувеличивала своих ощущений. С Олегом она не испытывала и сотой доли того безумия, когда только от скольжения его пальцев по ее коже хочется выгнуться от возбуждения и свести ноги вместе, чтобы усилить пульсацию между ними.
Близость с Олегом была скучной, монотонной, хотелось, чтобы поскорей все закончилось и спать. Сейчас Катя уже поняла — она не любила Олега как мужчину, возможно, как друга, как брата, как самого близкого человека, но не было страсти, огня и желания, ее никогда не трясло от его прикосновений и поцелуев.
Уже рассвело, когда Марк заснул, крепко обняв Катю и уткнувшись ей в бок, немного поджав ноги. Эта кровать не была рассчитана на двоих, но Катя вся прижалась к стене, чтобы ему было комфортно.
Не думать о том, что произошло, и о том, к чему это приведет, было очень сложно, но у нее получалось. Как только приходила плохая мысль, она ее гнала: «У нас есть полгода, и я хочу быть счастлива эти месяцы».
