Марк поблагодарил доктора и вернулся домой.
Вместе с Володей они сели обдумывать варианты, которые предложил психотерапевт.
Второй вариант оказался простым в решении. У Марка был благотворительный фонд, который существовал при его поддержке уже более десяти лет. Володя связался с главным руководителем и честно объяснил ситуацию. Затем Марк попросил сына помочь ему, и через пару дней Леша впервые побывал в хосписе.
Это посещение действительно произвело на него огромное впечатление, только реакция оказалась совсем другой. Он обкололся так, что его еле спасли.
Марк закрыл его в лечебницу на месяц, и сам лег в больницу на восстановление. На этом настоял Володя и обещал, что если друг не сделает это по собственной воле, то ему придется его связать и лечить нервный срыв насильно.
Нервы действительно были не к черту: Марк кричал на подчиненных, бил мебель, срывал сделки с поставщиками.
Две недели под капельницами и транквилизаторами пошли ему на пользу. Он вернулся в офис спокойным, почти отрешенным.
Терновый венец
В тот вечер, когда Лешка убежал из «Метрополя», Катя вернулась домой пешком, в свою старую, разбитую квартиру. До дома было всего пару километров, и ей было полезно пройтись по холоду, чтобы остудить голову.
Как только Лешка ушел, ей стало легче, словно тяжелый груз упал с ее хрупких плеч. Но через пару минут эта тяжесть образовалась в груди: ныла, колола, тянула, как от ножевого ранения. Катя понимала, что проблема никуда не ушла, она только вышла из ее радиуса, из периметра ее ответственности. И она не исчезла, не испарилась, а наоборот, растет на глазах, как дрожжевое тесто. На глазах Марка.
Обида на этого мужчину была невероятная: он отдал ее, благословил. И Катя понимала, что его поступку есть только одно объяснение — он не любит ее. Ведь разве любящий мужчина отдаст свою женщину другому?
И эту боль, которая разрывала ее сердце, она должна пережить. Возможно, не завтра, но ей обязательно станет легче, просто нужно время. Она ведь выжила, когда похоронила мужа. И даже его предательство пережила.
Отчаяние давило каменным грузом на сердце. Катя понимала, что бесконечное ощущение пустоты и безнадежности просто так не пройдет, и ей придется ждать, чтобы оно отступило. А для этого нужно время, и ей надо уснуть. И проснуться, когда все уже решится, когда пройдет год, два, рана заживет, и она осторожными движениями будет проводить подушечками пальцев по краям рубцов, которые уже давно не кровоточат, и вспоминать ту невероятную боль, которую испытывала в тот Старый Новый год.
В магазине, по дороге, она купила три пачки печенья, а в аптеке — снотворное, и сразу, как зашла в квартиру, выпила двойную дозу, упала на кровать и уснула.
Как только она просыпалась, опять принимала таблетки, съедала одно-два печенья и пялилась в потолок, пока глаза не закрывались от тяжести. Так продолжалось две недели. А затем она во сне услышала стук в двери. Но это был не сон, она подняла голову с подушки и поняла, что в дверь кто-то барабанит. Стучали долго и настойчиво. Возможно, консьержка доложила кому-то, что Катя дома. Это могли быть или мама, или Марк.
Но никого из них она не хотела видеть, поэтому накрылась подушкой и открывать не собиралась.
В дверь перестали стучать, но шум на лестничной площадке усилился. Затем кто-то ключом открыл замок, и в квартиру зашли люди: два милиционера, сосед и какая-то девушка.
Они всей гурьбой направились в ее спальню и когда увидели ее живой, облегченно выдохнули.
— Женщина, что же вы не открываете дверь? Мы думали, что вы уже труп! Нам пришлось обращаться за помощью к специалистам!
Консьержка стояла в проеме двери:
— А я говорила, что она дома! Две недели не выходила, но ведь в квартире же!
Милиционер о чем-то говорил с девушкой, а потом все ушли, и на край кровати присела Вера.
Катя только сейчас ее узнала, девушка изменилась: похудела, на голове гулька запутанных волос, под глазами темные круги. От той красивой, молодой девочки, которую она в последний раз видела два с половиной года назад, ничего не осталось.
— Привет, — тихо произнесла Вера.
Катя отвернулась от нее и накрыла голову одеялом.
— Да, я понимаю, ты меня ненавидишь. Я испортила тебе всю жизнь. Но я уже все получила сполна, можешь не сомневаться.
Кате было все равно, что там получила эта Вера. Ей хотелось, чтобы она поскорей убралась из ее квартиры, и тогда она опять выпьет снотворное и уснет.
Просыпаться в этот мир Катя была еще не готова.
— Мне нужна твоя помощь. Мне больше не к кому обратиться.
Катя даже не шевельнулась, а Вера продолжила:
— У меня Ксюша заболела. Мы всем миром ей деньги собирали на операцию. И собрали. Но нам не хватает еще пять миллионов рублей. И всего две недели до операции. Без твоей помощи мы не успеем ее спасти.
Пять миллионов рублей? Красивая цифра, но Катя не понимала, что это за сумма. И причем тут она?
— У тебя же наверняка есть такие деньги? Помоги мне, пожалуйста! Ты не представляешь, каково это, когда твой ребенок на грани жизни и смерти.
— Не представляю. И мне все равно, — равнодушно ответила Катя и встала с кровати, чтобы набрать себе воду из крана.
Но не смогла и шага сделать: от слабости в ногах и головокружения он опустилась на пол.
Перед глазами поплыло, Вера побежала за водой, подала, и Катя жадно осушила стакан. Вера бросилась к ней в колени, схватила за ноги и стала кричать. Это была истерика со словами мольбы: она просила у нее прощения, обещала, что заработает эти деньги и вернет, умоляла, заклинала, выпрашивала. Она обещала быть ее рабыней и пожизненно выполнять любые прихоти. Вера унижалась, целовала ноги и, не останавливаясь, молила о прощении.
И Катя сдалась. К чему ей деньги? Она ведь давно от них отказалась, так пусть лучше Вере помогут.
Нет, она не думала о том, что кто-то там на верху сидит и считает ее плохие поступки и хорошие, а потом наказывает или поощряет.
Она не верила в ад и рай на том свете. Они существуют на этом, она прожила и то, и другое. Только непонятно теперь, где она? Между?
Катя заметила, что ее немного отпустило, уже не кровило в сердце от воспоминаний, когда они с Марком были вместе. Видимо, рана затянулась, покрылась тонкой кожей и даже уже не пульсировала от его «благословляю». Так, еще знобило немного, но это обязательно пройдет.
— Я помогу тебе, если смогу. Я не знаю, есть ли у меня деньги. Надо сходить в офис, — устало произнесла, — только до этого надо в себя прийти. Я две недели не вставала с постели.
Вера обрадовалась, опять разрыдалась, но уже нервно и от счастья, и помогла Кате встать с пола.
