Райская птица, пленяющая своими стонами и ярким оперением. Стоящая у основания древа жизни. Сама жизнь.
Она живая, да. В своих реакциях и своих обидах. В страхах и нежности. В том, как она говорит и как молчит. Как двигается и как замирает. Она через это в меня будто жизнь вливает. Моими руками становится. Ушами. Глазами. Пальцами…
Которые с таким удовольствием прикасаются к ее телу.
- Откройся.
Искра на кресле сидит. Голая. Хотя нет, на ней надеты два наручника кожаных, соединенных цепочкой железной. За которую так легко было ее вести и в это кресло усаживать.
Не понимает сначала. Но потом краснеет - поняла значит. Она до сих пор так реагирует на мои указания. И от этого особенный кайф.
Одну ногу на подлокотник закидывает. Затем вторую. И правда раскрывается - теперь уже точно как цветок экзотический. Влажный. Одуряюще пахнущий - я даже в паре метров чувствую сладость.
Мой собственный цветочек.
- Потрогай себя.
Голос хриплый. Может быть от того, что едва сдерживаюсь от крика. Так неожиданно и остро все. То, что происходит в эти дни. Она сама. Мои эмоции, которыми я упиваюсь. И от которых каждое утро у меня похмелье и твердое намерение больше никогда и ни за что…
Но потом все начинается по новой.
Искра начинает гладить себя тонкими пальчиками. Трет клитор, проводит по складочкам. Трогает совсем не так, как я. По-своему. Я приказываю ей пальцы в себя загнать. Два, три - пусть растягивает себя для меня. Но кончать не смеет… Так ей и говорю.
Смотрит в ответ зло почти. А я и этим упиваюсь. Фетишист какой-то… Но что делать, если ее эмоции и реакции - мой личный фетиш? Ее оргазм - мое божество.
Ее хриплый выдох, когда я вхожу в нее - мой оберег.
Вбиваюсь со скоростью отбойного молотка. Опять не могу удержаться. Искра глаза закатывает, трясет ее всю, она отключается почти - а я не могу. Потому что мне важно смотреть. Но в какой-то момент и я проваливаюсь. Ныряю так глубоко в этот водоворот, что, кажется, не вынырну никогда… (216ed)
Только тридцатого декабря за завтраком мы оба выныриваем. И вместе со вдохом живительного кислорода произносим почти одновременно:
- Я не знаю, как ты хотел праздновать… Но я планировала поехать на Новый Год к родителям, - говорит, и глаза почему-то отводит.
- Сегодня ко мне мои друзья приезжают.
Чертово животное
Он - чертово животное.
Ненасытное. Жадное до моего тела, до моих криков, чувств.
Даром, что внешне Влад не меняется - острая и холодная сталь, способная вырезать сердце за секунду. Но внутри он другой… Тот, из-за кого мои трусики намокают едва ли не в тот момент, когда я одеваюсь после душа.
Контраст завораживает. Наши дни и ночи с резкими переходами от наслаждения друг другом к работе, от подчинения телесного к подчинению умственному, от застегнутых на все пуговицы костюмов до голой кожи тоже завораживают.
Его взгляд, в котором я малейшие оттенки научилась различать, которому я подчиняюсь быстрее, чем успеваю подумать - с чего мне вдруг потребовалось расстегивать блузку? - завораживает.
Дрейфовать в чувственном море до бесконечности хочется… И если вдруг достигну края мира и провалюсь за него вместе с морским водопадом, я попрошу его, чтобы помог подняться. И снова утопил. В самой глубине…
Но во мне тоже две Искры живут. Одна на сто процентов погружается в то, что происходит здесь и сейчас, другая не может не думать о будущем. И последствиях. Да, она появляется реже, на границе дня и ночи, когда тело выпито до дна, а разум засыпает от усталости. И тогда перед моим внутренним взором мелькают неясные картинки.
Новый год, который наступит совсем скоро и который - давным-давно, похоже, что в прошлой жизни - я договорилась с родителями праздновать. С бабулей. С Виталиком, кстати… И непонятно, что делать с этим праздником, который имел для меня важное значение, а теперь всякое потерял? Поздняков ни намеком, ни словом не сказал о своих планах, и меня не спрашивает. Продолжает работать, будто к нему ни на шаг не приблизилась лень предвкушения новогодних излишеств и каникул.
Прошедший корпоратив, на который меня никто не позвал. Хотя я не уволена официально. И с редакторами я продолжала созваниваться и списываться ежедневно - они присылали вопросы и запросы для Позднякова, предложения, а я формулировала их в приемлемую форму и обсуждала с ним. Нет, Влад не пошел ни на какие компромиссы и нет, я не пыталась выкрутиться перед своим будущим бывшим начальством - то, что буду уходить, решила точно.
Но, кажется, мне удалось убедить издательство, что если они немного сместят фокус с успеха финансового на то, что им и дальше удастся печатать его книги эксклюзивно, объявят общественности, что для них не деньги важны, а возможность донести до людей глубокие мысли, это тоже будет успех. В другой обертке.
Мое будущее профессиональное, в которое я больше всего боялась заглядывать. Хотя... Больше всего я боялась заглядывать туда, где нет Влада. Нет его дома и нашей жизни в нем. Нет его рук, продолжающих обнимать меня во сне - черт возьми, я даже подумать не могла, что он может быть столь нежен, пусть и когда спит…
Мое отношение с окружающим миром, которое менялось, трансформировалось, но пока настолько зыбким оставалось, что в эмоциях меня швыряло из крайности в крайность. Ну не могла я собрать себя снова в единую систему из прошлого, настоящего и будущего. Из принципов и правил. Так меня разобрало…На слишком мелкие кусочки.
Я позволяю этим картинкам совсем недолго дурить и без того бестолковую мою голову. А потом вжимаюсь в спящего Влада сильнее, глубоко вдыхаю его запах, который с самого начала моим фетишем был, всей своей сутью ощущаю нашу близость…
И проваливаюсь в спасительную темноту.
Но не бывает вечно темно. Как бы мне ни хотелось.
Наступает утро, когда приходится выходить на свет.
И я, подслеповато моргая, решаюсь поднять разговор про Новый год. В надежде, что он потребует праздновать с ним. В страхе - махнет рукой равнодушно и заявит, что у него вообще другие планы.
Только все идет не так - как и всегда.
Я договорить не успеваю, как он сообщает о приходе гостей. И слово “друзья” от него пугает меня так, как мало что могло напугать. Потому что я успела изучить Позднякова - сегодня приедут самые близкие его люди. Других он бы друзьями не назвал.
И что они сделают, когда обнаружат меня рядом с ним? Как отнесутся? Как вообще отреагируют на нашу ситуацию?
И...
Меня жаром окатывает.
Получается, это будут те друзья, которые несколько недель назад послали ему Искру?
В этот день все из рук валится. Прям буквально: я будто подвисаю периодически в своих мыслях и страхах, и если что у меня в этот момент в руках - будь то вещи или бумаги - падает.
