Того, что мое желание вернуться в собственный мир никогда не исполнится, и я останусь в этом в Волше, представлявшегося мне огромным механизмом, между шестеренками которого я то застревала, то запускала их заново…
Или того, что все-таки вернусь?
А может того, что, вернувшись, я осознаю — при всей сказочности происходящего именно здесь я жила по-настоящему?
Я знала только, что пожалею — при любом раскладе — если останусь в стороне от собственных чувств. И отойду подальше от странного, порой жестокого по отношению к другим Эрвина. Так что отходила — во всех смыслах — я лишь затем, чтобы поболтать с Феем на носу корабля. Или провести время с мальчиком.
Но чаще всего меня можно было найти в тени самого большого паруса, рядом с железным Лордом. Он делал какие-то расчеты, черкая в многочисленных бумагах, а я читала. Иногда он рассказывал о Волше или своем королевстве, я же делилась информацией о собственном мире. Иногда наши мысли и слова уводили нас гораздо дальше — за границы миров. А порой я просто смотрела за борт, наслаждаясь довольно яркими равнинными пейзажами Хартского королевства и присутствием рядом мужчины… которого было бы нечестным называть своим, но очень хотелось.
Вот и сегодня мы разговорились о жизни во дворце Эволена. Чисто с практической точки зрения — о том, насколько тяжело управляться с этой махиной и сколько денег требует бюрократический аппарат.
— В нем живет слишком много бесполезного народа, — Лорд говорил спокойно, но мне казалось, что он хмурится. Возможно, я это домысливала каждый раз — его эмоции и мимику, которую он никак не проявлял.
— Потому вы делали все, чтобы проредить их ряды? — говорю с явно обозначенным весельем, лишь бы он не предположил, что я могу как и прочие бояться и ненавидеть.
— Никогда не рассматривал свои мотивы с этой точки зрения.
Смеюсь.
— Тем более, — продолжает Лорд, — что это было бы не так просто сделать. Мало кто решался спуститься ко мне… или показаться на глаза.
Мой смех затихает так же быстро, как рождается. И я спрашиваю острожно:
— Вы были очень… одиноки?
— Одинок? Пожалуй, нет… И даже если это так, я вовсе не боялся остаться один.
— Не боялись одиночества?
— Не существует страха одиночества. За ним всегда какие-то другие причины — страх умереть, заболеть или оказаться тем, кто никому не нужен… Долгие годы.
Я не гашу в себе порыв податься вперед и осторожно взять в руки то, что попалось. Клешня какая-то? Ну и пусть. Давно уже убедилась в их чувствительности.
— У нас на Земле говорят, что ты существуешь до тех пор, пока о тебе помнят. Поверьте, во дворце о вас помнили все время…
— А когда забывали — я напоминал?
И снова улыбаюсь, глядя в его глаза. На свежем воздухе и после всех наших приключений он уже не выглядит таким бледным и изможденным, лохматость тоже причесалась, да исчезли тени под глазами. А за равнодушным выражением я порой вижу яркий блеск и даже предвкушение.
— Именно, — киваю.
Я ужасно хочу спросить, что же все-таки произошло с ним, почему он скрывал свое имя и что за странные у них отношения со Златаном, но чувствую — он не готов открыться. И потому спрашиваю немного о другом… но не менее волнующем.
— В таких условиях ведь сложно строить отношения. Родственные, дружественные и… любые, — замялась, не зная как продолжить.
— Вы таким образом пытаетесь узнать, были ли у меня любовницы?
Рука-лицо.
Я порой забывала, с кем имела дело.
Вздохнула и, откашлявшись, пробормотала:
— Простите, я не должна была…
— Не извиняйтесь, вы знаете обо мне и более личные вещи, — изумленно вскинула на него взгляд, силясь понять, что же я знаю такого? И чуть не задохнулась, потому что в его карих глазах увидела много больше, чем просто желание объяснить, — Иногда женщинам были интересны мои возможности или… деньги.
Мне сделалось больно за него. И я почти прошептала:
— Но не вы сами?
— Думаю, нет.
Я придвинулась еще ближе к нему, к его губам, теплому дыханию. Мне захотелось доказать, что и он сам может быть интересен….
— Ле-са-а… — так меня звал только один человек.
Отпрянула от Эрвина и улыбнулась подошедшему мальчику, которого мы назвали Ос.
Он все еще выглядел жалко. Худой, настороженный, со следами побоев и в огромных подкатанных штанах и рубахе — детских вещей на корабле, естественно, не было. Но с лица ушла озлобленность, и он больше не прятался в моей комнате. Перемещался по всему кораблю — хотя вольготно чувствовал себя только со мной.
— Что-то случилось?
— Скука. Страшно. Посидеть?
— Конечно. Давай посидим…
Неловко улыбнулась Лорду и развернулась так, чтобы мальчику было удобно.
Ос пришел в себя не сразу. А когда окончательно очнулся и был отмыт — так что мы увидели обширную татуировку на его животе — выяснилось, что он из Непримиримых, говорит только на их языке и…. совершенно ничего не помнит.
Я тогда даже выругалась нервно, что мне везет на спутников с амнезией. А потом призадумалась.
Не знак ли это судьбы, что прошлое значит гораздо меньше чем то, что мы делаем здесь и сейчас?
Ос — по словам Эрвина у Непримиримых короткие имена и татуировки с детства — сумел объясниться только с Лордом. И пояснил, что не знает, каким образом здесь оказался. Смутно помнит свой дом и лица взрослых. А еще он пугался света, громких звуков и мужских голосов.
Я сделала то, что могла в этой ситуации. Постаралась приучить к своему присутствию и чуждому языку. Обнимала его ночью и будила, когда ему снились кошмары. А когда он окончательно пришел в себя — попросила Лорда перевести:
— Мы отправимся в твои земли и попробуем найти тех, кто за тебя в ответе или то, что пробудит твои воспоминания.
Как ни странно, никто из моих спутников не возразил… хотя это означало и сделать существенный крюк. И вовсе пересечь земли Миявы, пересекать которые никто изначально и не хотел.
Сегодня Ос снова пристроился ко мне, и мы занялись тем, чем в принципе можно заниматься с детьми в этом возрасте — большого опыта у меня не было, но догадаться о его интересах было не сложно. Рисовали, изучали буквы, а потом они с Лордом взялись за какой-то чертеж. Непримиримые отрицали и привычную магию, и механизмы — по слухам, они отрицали все — но вряд ли можно было задавить детское любопытство. Так что Эрвин терпеливо объяснял принципы действия какого-то артефакта.
Так и проходили дни.
На берег в довольно большом городище мы сошли спустя одиннадцать суток с того момента, как взяли на борт. И сразу попали в сутолоку и крикливую активности низкорослых бородатых хартов и — наконец-то я их увидела — их женщин. Таких же низкорослых, с распушенными длинными волосами и плотными телами, упакованными в не менее плотные корсажи, жилеты, юбки и фартуки.
