И даже лучше, чем раньше.
Я поймал себя на мысли, что её хочется… защитить. От того, что произошло, и что могло бы сломать другого.
Но я постарался отбросить ненужные мне переживания.
Каждый в этом мире выживает как может. И девчонка оказалась не в худших условиях выживания — к тому же обладает нужными качествами, чтобы выбраться из ямы. Ну и я уже сделал все, что мог…на самом деле даже больше, чем остальные. Если она не отступит — а она не отступит, потому что вчера я увидел по её глазам, насколько ей хочется щелкнуть по носу недоброжелателей и из отверженной превратиться в единственную малолетнюю участницу Игр — то сумеет продвинуться гораздо дальше, чем если бы она стала тем, кем её пытаются сделать.
Запуганным и ни на что не годным молчаливым существом.
Я вернулся в общежитие вечером, намереваясь лечь спать и надеясь, что не застану у себя под дверью какую-нибудь красотку, чьи имена и лица давно уже слились у меня в одно.
Но вместо этого столкнулся с Хайме-Андресом… мы жили в одном крыле, хорошо хоть на разных этажах, и нередко пересекались на многочисленных лестницах.
Обычно он говорил мне какую-то гадость, я отвечал ему тем же — и на этом наше общение заканчивалось.
А тут… хм, он серьезно? Перегородил мне дорогу? И что меня удивило, что Хайме, похоже, был слегка пьян… Запах и блестящие глаза его выдавали.
И злость, которую он даже не скрывал, притворяясь, как обычно, приятным парнем.
Неужели наследничек да Кастелло-Мельхор напился от какого-то душевного потрясения и собирается устроить мне сейчас сцену?!
— Отойди с дороги, — сказал холодно, но блондинчик только глумливо ухмыльнулся и отрицательно качнул головой. А потом спросил свистящим шепотом.
— И как тебе она? Уже попробовал?
До меня даже не сразу дошло…
А когда дошло, в голове стало пусто, а перед глазами — темно. Но я сдержался:
— Тебя это не касается, придурок. Ты сам отказался от Эвы — и не тебе теперь задавать вопросы.
Он будто меня не слышал:
— Такая нежная и правильная на вид, да? И так легко превратилась в продажную дрянь…
Эта тварь меня провоцировала… И завеса его раздери, у него получилось! Я схватил его за плечи и со всей силы швырнул на стену, так что отлетел кусок штукатурки. И прошипел прямо в ухмыляющееся лицо:
— Давно не ходил поломанным, придурок? А ведь мне можно… Можно вызвать тебя сейчас на бой и ничего за это не будет — потому что когда защищаешь честь девушки, устав академии защищает тебя…
— Давай, деревенщина, — коротко рассмеялся Хайме, — и завтра всем будет известно, что мы с тобой сцепились за нее… Только ведь каждый в академии — и Каталина в том числе — будет думать, что это ты оскорблял… а я вступился за её честь.
Завеса!
Он был прав… и мы оба это понимали.
Пока что моя репутация играет против меня, а вот Эва… От одной мысли о том, что она вдруг будет сочувствовать побитому ублюдку — а в том, что я его размажу, я не сомневался — и злиться на меня стало как-то не по себе.
Я сцепил зубы, призывая всю силу воли, и отодвинулся от блондинчика. Проигнорировал торжество в его глазах и продолжил подниматься по лестнице. Но спустя несколько ступеней остановился и обернулся, бросив, перед тем как уйти:
— Знаешь, чем мы отличаемся друг от друга? Вовсе не тем, что ты аристократ с историей, а моим родителям только недавно дали титул. А тем, что меня научили принимать решения и следовать им… за тебя же всегда все решали другие и… будут продолжать решать. Ты уже упустил действительно достойную девушку, звание первого ученика и статус «самого романтичного» студента, потому как никто не забудет, как ты поступил со своей невестой. И не пройдет и нескольких дней, как ты поймешь, что упускаешь право выиграть Игры… Так что предлагаю тебе вернуться туда, откуда ты выполз, и выпить еще… Нмчего другого и не остается.
11
— Каталина, вы скоро? — голос коменданта прозвучал раздраженно.
— Ми…нуточку, — пропыхтела я, пристраивая еще одну стопку книг на довольно высокую и неустойчивую горку. Боги, как я умудрилась обрасти за полтора года таким количеством вещей?
И насколько у меня еще хватит резерва почти не спать по ночам?
Переживания о моих родных, самостоятельные занятия, злость и обида на тех, кто казался мне особенно близкими… Сегодня, собирая вещи, я осознала, что смертельно устала. От всего.
Двое помощников коменданта общежития подхватили мои свертки — и да, за многими из них им еще придется вернуться, слава богам, меня хотя бы не заставили таскать все самой — а я уверенно двинулась под внимательными, местами насмешливыми, а местами сочувствующими взглядами моих бывших уже соседок.
Интересно, каким бы был мой взгляд, если бы это было не со мной?
Скорее всего, я бы просто не вышла из комнаты.
Нельзя сказать, что меня не волновали их взгляды. Волновала, да еще как.
Я привыкла к определенному обожанию. Уважению. Иногда даже страху. К тому, что мою форму чистят, что меня не касаются бытовые проблемы, а учебники возникают на моем столе сами собой.
Привыкла, что на меня заглядываются и мне завидуют.
Что моего расположения добиваются и мной гордятся.
Я привыкла к жизни дочери королевского советника, учебе в лучшей пятерке курса, зависти к невесте самого завидного холостяка академии…
И лишиться всего этого оказалось больно.
Впрочем, я бы все это променяла на то, чтобы мой брат оказался в безопасности, а родители — на свободе. Беда только в том, что мне не предоставляли подобного выбора. И приходилось жить… сразу со всем.
Теперь еще и в крохотной комнатке под крышей.
Здания общежитий когда-то давно были двумя близко стоящими особняками, принадлежавшими богатым родам. И все было здесь изначально под то и устроено — огромные помещения на первом этаже, внутри которых потом наставили перегородок. Самые удобные — хозяйские — покои на средних этажах. И помещения для слуг на верхних.
Сейчас там жили наименее родовитые студентки, к которым отнесли и меня.
Я с тоской осмотрела свою новую спальню — узкая кровать, крохотное оконце, небольшой угловой шкаф, который точно не вместит всех моих вещей, неудобный стол со стулом. И ванна с туалетом в конце коридора.
За стеной раздался какой-то страшный звук. Я подскочила, встав в стойку…
Что-то булькнуло, пролилось…
С нервным смешком снова села на продавленную кровать. Надо же… никогда не думала о существовании труб в общежитии с этой точки зрения.
Улеглась навзничь и уставилась в потолок.
