Антон Семенович понял: судьба его и близких предрешена. Как только он выполнит все условия, их уничтожат как много знающих свидетелей. И их не защитят ни демократические законы Англии, ни защита Ван Болдонна (ему он тоже будет только мешать), ни собственные огромные капиталы.
Жизнь за одно мгновение промелькнула перед глазами Антона Семеновича Кифана, он сам себя загнал в западню. Укрывая доходы от государства и бандитов, он тем самым лишил себя возможности защиты от отморозков и поставил на лезвие ножа не только свою жизнь, но и жизни близких.
— Сейчас вас вернут домой, Антон Семенович. На то, чтобы утрясти все дела с визами и документами, у вас два дня. Не вздумайте еще раз попробовать крутить динамо, — в голосе главаря послышались угрожающие нотки. — Через два дня мы вас найдем. В конце концов для всех нас лучше побыстрее закончить это дело.
Слушая путаную речь Кифана, подполковник Христофоров нервно курил, стряхивая пепел мимо пепельницы. Майор Донцов, наоборот, сидел неподвижно, как истукан, буквально превратившись в слух и впитывая в себя каждое слово.
— Значит, лиц своих они не скрывали? — спросил чекист, когда Антон Семенович закончил свое повествование.
— Нет, лиц они не скрывали. Вели себя абсолютно естественно.
— Вы сможете хотя бы одного из них описать? — спросил Донцов. — Например, главаря, ведь с ним вы виделись лицом к лицу.
— Нет, нет, нет, — задергал головой Кифан. — У меня и сейчас вся картина стоит перед глазами, а вот вместо лиц темные пятна.
— Когда вас везли обратно, снова усыпили? — Этот вопрос задал Христофоров.
— Дали какую-то таблетку. Очнулся я уже возле Киевского вокзала. — Голова старика безвольно опустилась, и он зарыдал почти беззвучно, лишь плечи подрагивали.
— Психотропик, вырубает сознание, блокирует визуальную память. Побочный эффект истерика, — со знанием дела произнес подполковник госбезопасности. Ему не раз приходилось наблюдать действия различных химических спецпрепаратов. Поэтому на фоне коллег из милиции он считал себя специалистом.
— Вы же мне обещали, что я буду под защитой. Почему же им удалось меня похитить? — продолжая рыдать, спросил Кифан, обращаясь к Донцову.
Майор выразительно посмотрел на сидящего рядом Христофорова, потом негромко объяснил:
— Накладка вышла. Неприятная случайность.
Слезы текли по морщинистому лицу старика, но сыщик не испытывал к нему ни капли сострадания. Наоборот, он неожиданно сообразил, что остаточное действие психотропного препарата можно использовать и себе во благо.
— Антон Семенович, почему вы мне говорили о миллионе долларов выкупа, а на самом деле преступники требовали пять? Кто такой Каспер Ван Болдонн? Какое отношение имел к этому делу покойный Картунов? — Донцов скороговоркой задавал вопросы, с каждым словом повышая голос.
Кифан еще больше поник и затравленно глядел на майора. Он уже не рыдал, а лишь кусал бледные, с фиолетовыми прожилками губы.
— Я все расскажу, и про Ван Болдонна, и про подпольные прииски, и про технологию обработки драгоценных камней.
— Нет, уж лучше напишите. — Донцов подвинул стопку бумаги и положил сверху шариковую ручку. Антон Семенович сразу же принялся писать дрожащей рукой.
Христофоров был явно разочарован тем, что коллеге так легко удалось расколоть на «чистосердечное» акулу теневого бизнеса. Но все-таки для настоящего профессионала это было вторично, первичным был поиск преступников.
— По-видимому, настоящие спецы сочетают психологическую обработку с применением психотропиков. Все просчитали, паскуды, кого надо, зачистили. Как на них выйти? Никаких следов.
— Возможно, это поможет вам? — На мгновение отвлекшись от листка с ровными строчками чистосердечного признания, Антон Семенович достал из брючного кармана смятый обрывок белой бумаги. — Нашел в подвале среди вороха газет.
Подполковник на этот раз изловчился и первым схватил обрывок. Им оказался уголок конверта, на котором четко был отпечатан почтовый штемпель с четкой надписью: «Долгопрудный».
— Если уж они такие профессионалы, то запросто могли подбросить нам пустышку, — задумчиво произнес чекист.
Донцов, слушая рассказ Кифана, уже отметил про себя, что покойный Картунов имел отношение к другому покойному, Акулову, а тот был компаньоном Кольцова. И в рассказе Глеба о недавних его злоключениях проскальзывало название — Долгопрудный. Слишком много нитей сошлось в одной точке, чтобы она оказалась пустышкой.
— Пациент скорее жив, чем мертв, — сказал Донцов. — Я все-таки думаю, это прокол профессионалов, а не разумно подготовленная подстава.
— Тогда надо послать в Долгопрудный на почтамт опергруппу. Пускай они там все технично прошерстят, — предложил Христофоров. Его больше не интересовал Кифан, эта рыбка ушла в бредень «соседей», но вот главный приз еще не разыгран. — Чьих пошлем — моих, твоих? — как можно безразличнее спросил он. — Надо торопиться, два дня — срок небольшой.
— Все равно, — пожал плечами Донцов. Он понимал, что Христофорову хотелось перехватить пальму первенства. Но, в отличие от чекиста, он знал и другое: по следу бандитов шел еще один профессионал, и «право первой ночи» было заработано им сполна.
Глава 20
ПРОВОКАЦИЯ — КАК МЕТОД ОПЕРАТИВНОЙ РАБОТЫ
Ожидание недавней дамы сердца длилось недолго. Едва дворник завершил свою работу, напоследок окропив еще прохладный асфальт водой из шланга, как из подъезда козочкой выскочила Марина Нефедова. Ее подтянутая фигура в легком спортивном костюме буквально парила над землей. Она выбежала со двора и рысцой направилась в сторону парка. Теперь наступило время Глеба действовать.
Оставив машину во дворе, Кольцов быстрым шагом направился на остановку троллейбуса. Время было раннее, но на остановке толпилось множество народа. Старушки, спешащие на рынок торговать различной мелочовкой, несколько работяг, дышащих перегаром, с ярко выраженным южнорусским акцентом. Пара неопределенного возраста девиц с ярко накрашенными физиономиями.
Двойной троллейбус, разрисованный рекламой, как афишная тумба, выплыл из-за поворота. Едва он замер перед козырьком остановки и двери с шипением распахнулись, Глеб, не дожидаясь выхода пассажиров, вломился внутрь, беспардонно расталкивая недовольных граждан, и занял место у открытого окошка.
Водитель троллейбуса, убедившись, что все пассажиры забрались в салон, закрыл дверцы и тронулся дальше.
Огромная сдвоенная каракатица плавно влилась в поток, где легковушки казались тружениками-муравьями, мчавшимися с добычей к себе в муравейник.
Через несколько минут троллейбус догнал бегунью. Марина бежала грациозно и легко, будто только что вышла из квартиры. Пожалуй, лишь темное пятно пота на спине подсказывало, что девушка пробежала прилично.
Как только троллейбус поравнялся с бегущей, Глеб едва не наполовину высунулся из окошка и размахивая руками радостно закричал.
