Тараканов сдал рапорт дежурному надзирателю и спросил, можно ли идти домой.
— Нет, начальник вам велел зайти, как освободитесь.
С тревогой перебирая в голове все возможные причины, по которым им мог заинтересоваться Кошко, Тараканов поднялся на второй этаж и постучал в кабинет начальника.
Аркадий Францевич складывал в папку бумаги.
— А, Тараканов, входите, входите. Присаживайтесь. Ну как служба?
— Служу-с. Сегодня вот с Фокиным карманщика изловили. Впрочем, это Фокин, а я так, обучался…
— Похвально, похвально… Швабо мне докладывает, что к службе вы относитесь со всей старательностью. Осип Григорьевич, я хочу поручить вам, как старательному сотруднику, имеющему некоторый опыт, одно важное секретное задание. Поручение это связано с определенным риском. Я вам сейчас разъясню его суть, а вы, подумав, скажете, согласны вы его принять или нет. Если откажетесь, — негативных последствий для вас не будет, даю слово. А если согласитесь, то после исполнения этого задания получите от меня определенные преференции. У вас когда старшинство в чине?
— С первого сентября седьмого года, но я же в отставке был.
— Однако два года из трех выслужили, через год коллежского секретаря можно было бы получить, жаль, должность не позволяет. А мы вот что можем сделать — назначим вас помощником пристава в какой-нибудь участок и прикомандируем к сыскной. И чин получите, и жалованье удвоите. Как вам такая перспектива?
— Перспектива весьма заманчива.
— Тогда слушайте. Вы, наверное, не знаете, что сейчас на московском железнодорожном узле свирепствует эпидемия краж, да такая, какой не помнят со времени его сооружения?
— Не знаю-с. Ведь за железную дорогу жандармская полиция отвечает, стало быть, нам там делать нечего.
— Так-то оно так, да не совсем. Дело в том, что эта эпидемия до того разрослась, что недавно ко мне лично обратился генерал Джунковский и просил взять это дело в свои руки. Представляете: сначала начал пропадать пассажирский багаж, затем багажные места в товарных поездах, потом весь груз отдельных товарных вагонов и, наконец, принялись исчезать бесследно сами груженые вагоны. Понимаете? Вагоны, с осями и колесами!
— Это как?
— А вот это вам и предстоит выяснить. Воруют повсеместно, но так как людей у меня мало, а железная дорога все-таки не наша епархия, я решил в первую очередь приняться за Николаевскую дорогу; к тому же она наименее благополучна по количеству краж. Внутренней агентуры у нас там нет, заводить ее долгая песня. Вот я и подумал: а что, если вам там немного поработать, а? Приглядеться, принюхаться, глядишь, чего-нибудь да разведаете.
— Но я же к железной дороге никакого отношения не имею. Я исключительно как пассажир с ней знаком.
— Так я вас не прошу сразу за паровоз садиться. Можно устроиться на такую должность, замещение которой больших знаний не требует, например — вагоны убирать… Я узнавал, туда всякого берут.
— А дадут ли мне место? Есть ли на дороге вакансии?
— Вакансию можно было бы устроить через железнодорожное начальство, но я не хочу никому открывать наши карты. Мало ли кто в кражах замешан. Поэтому вы самостоятельно пойдете искать места. Но пойдете в понедельник, в первый день поста. Я уверен, что несколько рабочих на службу не явятся, запонедельничают после Масленой. Их погонят, а вас возьмут. Будете сразу два жалованья получать — на дороге и в сыскной. Потрудиться, правда, придется. Вы небось давненько физически не работали?
— Да я за последнее время тяжелее пера ничего не поднимал.
— Тогда вам будет даже полезно. Все газеты пишут о пользе физических упражнений. Так что в понедельник устраивайтесь на новую службу. Сейчас я распоряжусь, вам оформят соответствующий паспорт. Обо всем, о чем узнаете, будете докладывать лично мне. Будем с вами встречаться в трактире Абросимова, Красносельская, два. Хотя это и рядом с Николаевским вокзалом, железнодорожные рабочие туда не ходят — трактир облюбовали извозчики, со всеми отсюда вытекающими. Так что нашим встречам никто из ваших будущих коллег помешать не должен. В трактире сообщайте буфетчику, он мой агент, удобное для вас время нашего рандеву. В какое время скажете, в такое я или кто из чиновников подъедем. В случае экстренной необходимости можете через буфетчика передать записку. Вопросы?
— Вопросов нет, ваше высокородие. Разрешите идти?
— Идите.
Тараканов направился к двери.
— Да, Осип Григорьевич! Кунцевич мне сказал, что вам надо приодеться. Ступайте на Покровку, дом пятьдесят девять, в магазин Дорофеева. Там продают прекрасное готовое платье по вполне приличным ценам. Шьют у нас, но из заграничной материи и по заграничным лекалам. Скажите, что от меня, вам сделают скидку. Да и рассрочка платежа у них предусмотрена. И в среду на вечерние занятия можете не приходить.
— Спасибо.
• 3 •
Тараканов устало привалился к буферу вагона и закрыл глаза.
— Не спать, не спать! — прикрикнул старший проводник. — Поезд через два часа должен быть на вокзале, а вы еще половины не сделали!
Тараканов взял ведро с чистой теплой водой и поднялся в вагон.
— Оська, клозет хорошенько помой, а то из-за тебя опять всю артель оштрафуют!
Старший смены Афоня Петров ловко натирал мелом оконное стекло.
Тараканов открыл дверь клозета, окунул тряпку в ведро и с остервенением стал тереть писсуар. Окончив работу, он положил на его дно маленький кусочек мыла.
Следующего поезда ждали в будке сторожа. Мужики сгрудились у стола и, весело переругиваясь, играли в стукалку. Тараканов в игре участия не принимал, сидел на лавке у входа. Он достал кисет с махоркой, свернул «козью ножку» и закурил. Плохой табак сразу же вызвал приступ кашля. «А ведь следующий поезд через полчаса. Отдохнуть совсем не успею», — подумал надзиратель. Не привыкший к физической работе, он сильно уставал. Да и убирать вагоны получалось плохо. Из-за некачественно вымытой им плевательницы три дня назад смену оштрафовали на трешку. Афоня предупредил — еще один штраф, и с ним распрощаются. Тараканов стал стараться изо всех сил.
«А ведь мы свою сыскную службу каторжной считаем. Сюда бы наших надзирателей! У меня все кости ноют и поясница отваливается, а вагоны убирать — работа не такая уж и тяжелая. Как же люди по 14 часов в день на заводах работают? Или в шахтах? Эх, какой же у меня батюшка все-таки молодец, что в люди меня вывел, царствие ему небесное. Кабы не он, так, может быть, и мыл бы всю жизнь клозеты».
Входная дверь распахнулась, впустив клубы холодного воздуха.
В сторожку вошел мужчина лет тридцати, в новеньком полушубке и лихо надвинутой на затылок мерлушковой шапке.
— Здорово, орлы! Кто хочет поработать?
Мужики обернулись.
