Хочу сказать, но вместо этого изображаю Снежную королеву.
– Просто чтобы ты знала: не сработает, – говорит Шелли.
– Что не сработает?
– Твои попытки саботировать нашу дружбу. – Она отмечает свое заявление звоном ложки. – Валяй, игнорируй мои звонки и сообщения. Не задавай мне ни единого вопроса – ни как прошел день, ни как прошел год. К слову, было хреново. Может, ты слышала: моя лучшая подруга пропала, потому что пошла за подарком мне на день рождения. Потому что я вернулась из кемпинга раньше, чем собиралась; потому что вела себя с родителями как избалованная стерва и умоляла поскорее вернуться домой.
Хорошая подруга заверила бы, что все это – не вина Шелли. Но дружба – дорога в обе стороны, а я сейчас превратилась в тупик.
– Я никуда не уйду, – продолжает Шелли. – Закрывайся от меня сколько хочешь. Я все равно тебя люблю. Ты все равно мне как сестра.
Я не смогла бы ненавидеть себя больше, даже если бы постаралась.
До. Последней. Крошки.
Каждый.
Уцелевший.
Осколок.
Потому что я не заслуживаю ее дружбы. И лишь вопрос времени, когда это поймет Шелли.
Сейчас
18
Я не иду сразу домой, а захожу в библиотеку тремя кварталами ниже, потому что знаю: у них есть уборная комната на одного человека, а еще знаю, где взять от нее ключ. Пригнув голову, я беру его из корзины на столе. Затем запираюсь в уборной и остаюсь совсем одна в четырех белых стенах, под совершенно белым потолком, стою на серо-белом полу в помещении, где нет окон, чтобы выглянуть наружу. И, что еще лучше, окон, в которые можно было бы заглянуть.
Здесь я дышу – или по крайней мере пытаюсь отдышаться, чтобы ослабить оковы в груди, замедлить учащенное сердцебиение. Но мое существование абсолютно бесконтрольно – как машина, буксующая по льду. Расслабиться – значит разбиться.
Но я не разбиваюсь.
Никогда не разбиваюсь.
Есть лишь постоянный страх, постоянное ожидание худшего.
Я поднимаю крышку бачка и вытаскиваю стержень – без всякой уважительной причины, кроме того, что знаю, как это сделать и где он находится.
Сажусь в углу, прижимаюсь щекой к плитке и представляю, как стучит Мейсон, хочу, чтобы он был здесь, хочу почувствовать его руки, до смерти хочу услышать его голос. Вонзаю конец стержня в бедро, но кожа не рвется. Может, уже нечего рвать.
Не знаю, как долго так сижу, но, прослушав слишком много звуков, из которых ни один не относился к Мейсону, я возвращаю стержень в бачок и иду домой.
У входа припаркована машина Шелли. Подруга ждет меня на ступеньках и встает.
– Все нормально? – спрашиваю я, когда подхожу ближе.
– Я забыла тебе кое-что показать. – Она поднимает рукав и демонстрирует браслет из стерлингового серебра, который я купила ей на день рождения. Кристаллы аметиста мерцают на запястье. Подвеска в виде звездочки болтается у большого пальца.
– Ты его получила, – говорю я, чувствуя, как моя кожа вспыхивает.
Должно быть, Норма нашла браслет на прилавке в магазине. Там же я его оставила? Успела достать его из-за кассы?
– Никогда не снимала, – говорит Шелли, зажимая звезду пальцами. – Это единственная вещь, которая помогала мне держаться.
Она, очевидно, ожидает, что признание сблизит нас, но вместо этого от вида украшения меня разрывает на части, потому что, как бы эгоистично ни прозвучало, я никогда больше не хочу видеть этот браслет.
Делаю шаг назад, пытаясь взять себя в руки, и тут замечаю. Шелли держит подарочный пакет – тот самый, что я так тщательно выбирала, со словами «С Днем рождения», набранными большими вычурными буквами. Сверху торчит блестящая фиолетовая папиросная бумага. Лента по-прежнему закручена.
Я зажимаю ладонью рот, вспоминая, как сама делала эти завитушки с помощью ножниц.
– Вот, – говорит Шелли, протягивая мне пакет; открытка тоже внутри.
– Ты хочешь, чтобы я оставила себе упаковку?
Она качает головой. Смотрят вниз. Слезы пополам с тушью катятся по ее щекам.
– Я не знаю, что еще сделать, – бормочет Шелли, затем отворачивается и идет к своей машине.
Я закрываю входную дверь и пытаюсь дышать с нормальной скоростью. Голова кружится. Я не могу перестать дрожать.
Лишь несколько часов спустя, в убежище в своем шкафу, с коробкой салфеток на коленях, я могу вытащить открытку из конверта. Розовая металлическая звезда сверкает на блестящем черном фоне. Открываю. Собственный почерк поражает меня – то, что я писала с наклоном, то, что люблю наугад вставлять заглавные буквы. Кажется, будто я сделала эту открытку только вчера.
Читаю слова, чувствуя, как каждое из них отдается в глубине сердца, и, наконец, становится ясно, зачем Шелли решила мне ее отдать. Подруга хочет напомнить, что я испытывала к ней в тот день, когда меня похитили.
День, который мне никогда не вернуть.
Тогда
19
Света по-прежнему не было, но я все равно продолжала возиться с матрасом. Это давало мне возможность сосредоточиться: цель, задача, отвлечение от сумасшествия. Кончики пальцев болели там, где лопнула кожа. Зато теперь я могла похвастать двадцатью семью разорванными нитями. Я распушила их и представляла, что это белые пышные усы Санты после кровотечения из носа, а не испачканные кровью из моих порезов.
Я также начала перебирать воспоминания, пытаясь выяснить, кем же был монстр. Кто мог так пристально наблюдать за мной, изучать мои привычки, в том числе что я ношу? Кто-то из школы? Но она была не такой уж большой, и я знала почти всех. Симпатичный мальчик-бегун из парка? Но волосы у него были короткие и черные, а не песочно-каштановые и волнистые.
Может, завсегдатай из приюта для животных? Год или два назад был один парень, который просился работать только со мной – даже ждал целый час, пока я помогала другим людям. Мне думалось, что он просто получил рекомендацию от одного из моих бывших клиентов, но, к сожалению, я так и не спросила. Вместо этого ходила с ним, указывая на кошек и собак и отвечая на все его вопросы о породе, уходе и дрессировке.
Он был примерно моего возраста, так?
С вьющимися каштановыми волосами…
У него были голубые или карие глаза?
Еще тот неуклюжий парень в доме Шелли на школьном барбекю, один из друзей ее брата. Произвел на меня странное впечатление. Пялился всю ночь, как будто откуда-то меня знал. Когда я спросила его, в какую он ходит школу, парень ответил, что приехал по обмену из Уэльса (что, как позже сказала мне Шелли, было ложью). Судя по всему, чудак познакомился с ее братом на каких-то подготовительных курсах в городе. Я вспомнила, что у него на бейсболке был логотип в виде льва. Шелли плохо его знала, и я больше ее не расспрашивала.
