Я посмотрела на коробку с пирожными и помахала своим трофеем; и пусть мысленно услышала ободряющий голос Шелли, это было не то же самое. Мне требовалось увидеться с Мейсоном – даже если это означало делиться не новостью, а близостью.
– Я кое-что нашла, – заявила я, когда он наконец приполз. И рассказала ему о кафеле в ванной и сообщении на обратной стороне.
– Что ты делала за кафелем в ванной? И как это вообще возможно?
– Ты не уловил сути.
– Ты ведь мне не врешь? Есть какой-то секретный ход, о котором ты мне не рассказываешь?
– Мейсон, нет.
– Ладно, а что было сказано в сообщении?
– «Если ты это читаешь, я, вероятно, уже мертв».
– Стой, что?
– Как думаешь, это правда? Человек, что жил в этой комнате до меня, мертв?
– Ну, я ничего не хотел говорить…
– Что такое? – Кровь отхлынула от моего лица.
– Саманта пропала.
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, ее больше нет в комнате – или, по крайней мере, она не отвечает, когда я ее зову.
Я прижала конец пружины к ноге, гадая, не Саманта ли тогда молила о пощаде. Она повела себя слишком дерзко или пыталась вырваться на свободу?
– Я тоже кое-что нашел, – сказал Мейсон. – Окно. Мне просто нужно выяснить, как разбить стекло, чтобы меня не поймали. Оно на третьем этаже, где, я почти уверен, спит похититель, поэтому мне нужно правильно рассчитать время.
– Подожди, ты шутишь?
– Про окна я не шучу. Боюсь только, что стекло может быть под сигнализацией. В разное время в здании я слышал пронзительный писк, как будто кто-то набирает пароль. Обычно за этим следует хлопок двери. Ты тоже слышала?
Я не была уверена, но точно слышала свист, как будто из водопровода, но, возможно, приняла сигнализацию за него.
– Разве тревога – это не хорошо?
– Ну да, если сигнал идет в полицию – а если нет? К тому же задачу усложняют решетки на окне.
– Решетки, как в тюрьме, значит, нам не выбраться?
– Поверь, найти окно – уже большой прогресс. Когда я точно пойму, что тюремщика нет рядом, то разобью стекло. Если сработает тревога, приму удар на себя. Договорились?
Я вонзила пружину глубже – сквозь ткань штанины, в плоть бедра.
– Джейн?
– Да, – пробормотала я, пробивая кожу.
– У тебя все нормально?
Нет. Я вздрогнула от боли, представив лицо матери. Что она сейчас делает? Люди все еще меня ищут? Или решили, что я уже мертва?
– Я просто очень хочу домой. – Мой голос задрожал.
– Я знаю, и ты вернешься, но пока должна держаться, хорошо?
– Хотела бы я знать, как дела у моих родителей.
– Что, если лучше, чем ты думаешь? Что, если твое исчезновение сделало их сильнее или ближе друг к другу?
– Они и так были близки.
– Я просто пытаюсь быть оптимистом. Надо верить, что мы тут не зря – что чему-то научимся или каким-то образом морально вырастем, все, включая твоих родителей. Потому что иначе – в чем смысл? С тем же успехом можно просто умереть.
Я закрыла порез, останавливая кровь тканью.
– Так что скажешь? Ты со мной? – спросил Мейсон.
– С тобой?
– На поезде под девизом «Я отказываюсь быть жертвой»? Доверься мне; это лучший состав в городе.
– От твоего оптимизма иногда подташнивает.
– Но ведь за него ты меня и любишь.
– Любовь – довольно сильная штука.
– Кофе тоже.
– Прошу прощения?
– Слово из четырех букв, нечто крепкое и вызывающее привыкание. Хочешь поиграть?
– Я бы предпочла, чтобы мы разрушили эту Великую стену отчуждения.
– Кому ты рассказываешь?
– Так ты согласен? Увеличим отверстие? Тогда мы действительно смогли бы видеть друг друга, когда разговариваем. Кроме того, я могла бы помочь тебе лазить через стены.
– Я тоже об этом думал, но тебя правда не беспокоит, что это будет выглядеть так, словно ты пыталась выбраться?
– И что произойдет?
– Ничего, если только этот парень не зайдет и не увидит. Готова ли ты рискнуть? Потому что я определенно мог бы расширить дыру, если ты действительно этого хочешь. Не так уж и сложно.
Я очень хотела рискнуть. Но, возможно, он был прав.
Когда я больше ничего не сказала, Мейсон просунул руку в отверстие. Я натянула рукав на порезы и вложила ладонь в его.
– Подумай об этом, ладно? – попросил он. – Может быть, польза перевесит риски. Или я смогу найти что-нибудь, чем замаскировать дыру. Вот только как я протащу это «что-нибудь» по воздуховодам…
– В твоей комнате ничего подходящего нет?
– Я мало что сумел разглядеть с этой дурацкой лампой для чтения. Если только… Не уходи. – Мейсон убрал руку.
Я слышала, как он двигается по другую сторону стены – хруст костяшек и скрип обуви.
– Мейсон?
– Может, отодрать одну из потолочных плиток. Хотя они не очень большие. Где-то тридцать пять на тридцать пять…
– Давай спать.
– Ты уверена? Мы бы наверняка что-нибудь придумали. Я мог бы соединить пару плит.
– Поговорим об этом завтра. Мне действительно нужно отдохнуть.
– Как насчет того, чтобы отдохнуть вместе? – Он снова сел: опять скрипнули ботинки.
– А вдруг тебя поймают?
– Да плевать.
– Нет, тебе не плевать. – Хотела бы я ошибаться.
– Знаю. Ты права. – Он снова просунул руку через отверстие и забрался под манжету моего рукава, так что мы соприкоснулись кожей. – Спокойной ночи, – сказал Мейсон, оставив меня желать большего.
После того как он ушел, я лежала, прижавшись лицом к отверстию. Агония в моем сердце не была похожа ни на что из того, что я когда-либо испытывала: мучительная жгучая боль.
«Неправда, – сказал голос Шелли в моей голове. – Ты на взводе, потому что жаждешь общения. Не позволяй этому ощущению затуманивать твой разум».
– Нет, – сказала я, снова садясь.
Затем коснулась дырки на штанине. Я все контролировала, мой ум был полностью невредим. Я снова вонзила пружину в ногу.
Тогда
36
– У меня для тебя сюрприз, – сказал Мейсон однажды у стены.
– Сладкие булочки? – спросила я, радуясь возможности подыграть.
– Лучше. – Он просунул в отверстие плитку шоколада. – Выменял на баллы.
