Скрючившись у комода, я просунула руку в дыру, все еще ожидая прихода Мейсона, даже еще четыре подноса с едой спустя. В какой-то момент я встала и схватила табличку. На строчке выбора приза я нацарапала слова «лекарство для желудка». На обороте же оставила еще одно послание:
«Дорогой Тот-кто-меня-похитил,
я плохо себя чувствую. Меня пару раз рвало. Болит голова, и бьет озноб. Не знаю, какое лекарство подходит, может, антацид. Или ты мог бы показать меня врачу?
Кроме того, у меня закончилась бумага, а я хотела бы писать, поэтому, если не возражаешь, подари мне новые блокнот и ручку. Спасибо.
Джейн»
Когда наконец пришел мой приз, он представлял собой поднос с тостами без масла, бутылкой имбирного эля, дневником и ручкой – и никаких антацидов. Я мгновенно упрекнула себя: не следовало просить так много.
Я попробовала откусить тост. Он прошел легко, но боль не заставила себя ждать. Я корчилась на полу, издавая стоны, глаза слезились, тело горело изнутри. Меня снова вырвало, но на сей раз мне не хватило сил привести себя в порядок. Я только смогла схватить одеяло и накрыться им, пытаясь унять озноб. Затем я легла у дыры, моля бога смерти усыпить меня.
Тогда
38
– Пора, Джейн.
Пора? Для чего?
Кто-то сжал мою руку?
– Джейн? Ты как ледышка.
Голос Мейсона.
Мое тело дернулось.
Глаза распахнулись.
Я лежала на полу у дыры. Мейсон держал меня за руку.
– Пора, – снова сказал он. – Я нашел выход.
Стоп, что?
– Я бы пришел раньше, – сказал Мейсон, – но этот парень явился ко мне в комнату с бейсбольной битой, пока я был в душе.
– Что? – простонала я. Мне не хватало сил осмыслить услышанное.
– Я пытался сопротивляться, но оказался совершенно не готов.
– Мейсон… – Я сжала его пальцы.
– Первый удар был самым тяжелым – прямо по ребрам. Я услышал громкий хлопок, подумал, что сейчас умру, что он забьет меня до смерти. Все задыхался, свернувшись в клубок на полу, не в силах сопротивляться.
Мейсон замолчал на несколько секунд – по крайней мере, так мне показалось, но, может быть, я просто отключилась.
– В чем дело? – спросил он.
У меня скрутило живот; если бы внутри что-то осталось, оно бы выплеснулось еще раз.
– Джейн?
Мои ноги были влажными. Мейсон что-то у меня спросил? Я обмочилась? Он продолжал говорить – что-то про окно, но я уловила только слова про сломанную решетку. Мое сердце бешено колотилось, зубы стучали.
– Джейн? Черт, твоя рука как лед.
Я чувствовала слезы на глазах, они жгли, как горячий воск.
– Ты можешь идти? Сумеешь пробраться через лаз? Может, я добуду какое-нибудь лекарство? Обезболивающее? У меня еще осталось кое-что с того раза, как я сам заболел – антациды, я выменял их на баллы.
Я закрыла глаза. Комната закружилась.
– Я вернусь, – пообещал Мейсон.
Не знаю, сказал ли он что-нибудь еще, потому что мир почернел, и я уснула.
Тогда
39
Когда я снова проснулась, Мейсон был по ту сторону стены. Его пальцы сжимали мои. У меня не было сил ответить. Поначалу я решила, что задремала, а он просто еще не уходил.
Но потом Мейсон сказал:
– Прости, что так долго. Прошлой ночью я почти не спал. Тот парень бродил возле моей комнаты. У меня уже паранойя.
Я тоже стала параноиком. Вдруг тюремщик войдет ко мне? Вдруг Мейсон снова пропадет на несколько дней? Еще меня беспокоила температура. Насколько она высокая? В какой момент начнет поджариваться мозг?
Мейсон отпустил мою руку и просунул в отверстие пластиковый контейнер. Внутри лежали бледно-розовые диски размером с монету в полдоллара – примерно три сантиметра – и горсть белых таблеток.
– Это обезболивающее от мигрени, которая у меня случилась на вторую неделю здесь, плюс несколько таблеток антацида. Я тогда принял две таблетки обезболивающего. Мигрень не прошла, но мне определенно стало легче. Антацид я не трогал, он пах мятой, а у меня аллергия. В следующий раз, когда меня похитят и я заболею, обязательно укажу: не мятные антациды. Живи и учись, правда? У тебя есть вода?
Я потянулась за бутылкой и сунула в рот обезболивающее. Затем глотнула воды, отчаянно мечтая об облегчении.
– Такой антацид вроде надо растворять в воде.
– Вдруг меня потом вырвет этой водой?
– Глупышка. В этом весь смысл антацида – чтобы тебя не рвало. Ты должна поправиться.
– А если не смогу?
– Не думай так. Ты поправишься, и как только это произойдет, мы уйдем отсюда. Я нашел выход, но тебе понадобятся силы лазить, прыгать…
– Мне страшно, – призналась я и услышала дрожь в собственном голосе.
– Я останусь, пока тебе не станет легче.
– Я не хочу, чтобы тебя поймали.
– Ты мне важнее. Надеюсь, таблетки подействуют. Если нет, я потребую привести к тебе врача. Пробью стену, даже если для этого придется пожертвовать собой.
Я попыталась сломать антацид пальцами, но сил не хватило. Мышцы дрожали. Суставы болели. Я сунула диск в рот и раскрошила его зубами, затем выплюнула кусочки в воду и стала наблюдать, как они растворяются – было похоже на метель, только розовую. Я выпила жидкость. Пахло мятой, но на вкус напоминало жидкий мел.
Мейсон просунул в отверстие руку с раскрытой ладонью.
– Я останусь здесь, пока ты спишь. На случай если…
– Если?..
– Не волнуйся. Просто сосредоточься на том, чтобы поправиться.
– Нет, скажи.
– Ничего такого. Просто, как я уже и сказал, обезболивающее сработало, но я не пробовал антациды. Они наверняка в порядке. Но лучше убедиться в этом, хорошо?
Не хорошо. Мое сердце наполнилось паникой.
– Послушай, если бы он хотел отравить кого-нибудь из нас, то мог бы сделать это уже раз сто. Сама подумай: парень готовит нам всю еду.
Я слишком устала, чтобы говорить. Поэтому свернулась калачиком на полу, сжимая ладонь Мейсона, закрыла глаза и стала ждать, когда подействует лекарство.
Тогда
40
Той ночью полосатый паук сплел паутину в форме сердца. Я упала в это сердце, как в колодец – только он обратился пастельно-розовой метелью. Внизу я нашла магазин канцелярских товаров с целыми рядами бумаги и ручек.
Я принялась грести блокноты, но никак не могла найти тележку. Обложки сладко пахли, как мятная конфета. Я сунула их в рот, потому что они всё время выскальзывали у меня из рук. Бумага таяла на языке и была на вкус как булочка из пекарни «Чико».
