– И как получается?
– День на день не приходится – наверное, как и со всем остальным.
– Собираешься когда-нибудь поделиться своим произведением?
– Возможно, однажды.
– Что ж, если что – я первый в очереди. – Его взгляд падает на мою руку, лежащую на коленях.
Я тоже смотрю туда, замечая, какие яркие мои шрамы на солнце. Натягиваю на них рукав.
– Я тебе кое-что принес, – говорит Джек, залезая в рюкзак. И протягивает мне коричневый бумажный пакет для завтрака.
– Ты принес мне еду, – удивляюсь я, заглядывая внутрь. Достаю квадратную упаковку, но это не еда. Это компакт-диск Джиджи Гарви.
– Из ее концертного тура, – говорит Джек.
– Концерт, который я пропустила.
– Который мы оба пропустили. Ничего страшного; просто пойдем на следующий. А пока у тебя будет это. – Он переворачивает диск. И там – автограф Джиджи Гарви со словами: «Будь храброй, милая Джейн. С любовью, Джиджи».
Я зажимаю рот рукой.
– У тебя есть CD-проигрыватель? – спрашивает Джек. – Я не знал, но не мог упустить возможность. Решил, ты сумеешь как-нибудь его послушать.
– У родителей наверняка где-то есть.
– Хорошо. – Он улыбается. – Потому что тебе точно понравится.
Я провожу пальцами по надписи, гадая, сказал ли Джек, что писать, или Джиджи слышала о моей истории.
– Как ты вообще это провернул?
– У меня свои методы.
– Невероятно… – Я качаю головой, от потрясения не понимая, что же чувствую: ликование, сожаление, жалость к себе, благодарность…
– На здоровье, – говорит Джек. – И ничего невероятного. Это была необходимость. Там есть несколько хитов. Тебе пригодится. И это не вопрос.
Слова благодарности плывут в моей голове, но не доходят до рта. Вместо этого кровь приливает к вискам, и я сжимаю край скамьи.
– Джейн? Ты в порядке?
Нет. Я пытаюсь отдышаться. Это уже слишком. И я не знаю почему. Лицо вспыхивает. Внутренности дрожат.
– Прости, – говорю я ему, чувствуя себя в полном раздрае.
– Хочешь воды? – Он достает бумажник. – У баскетбольной площадки продают.
– Нет, со мной все будет хорошо. – Я встаю со скамейки. Земля слегка кренится. – Спасибо за диск, но мне пора.
– Я тебя провожу. – Джек тоже встает.
– Не надо, – возражаю я, отворачиваюсь, выхожу из парка, ненавидя себя за каждый шаг, особенно когда понимаю, что не взяла диск. Я оставила его на скамейке, как будто он мне даже не нужен, хотя на самом деле ничего на свете так не хочу.
Сейчас
50
Несколько часов спустя, сгорбившись в постели, я отправляю Джеку сообщение. К счастью, он сразу отвечает.
Я: Прости.
Джек: Не за что извиняться.
Я: Есть за что. Я распсиховалась и даже не знаю почему.
Джек: Поверь мне. Все нормально.
Я: Не просто распсиховалась, а бросила диск, как полная идиотка!
Джек: Ничего страшного. Не беспокойся.
Я: Ты слишком милый.
Джек: Закинуть диск тебе в почтовый ящик?
Я: Еще раз большое спасибо.
Я: Серьезно…
Джек: Без проблем.
Джек: Спокойной ночи, Джейн.
Я: Спокойной.
Тогда
51
Стены полицейского участка были увешаны листовками – о запрете курения, городских собраниях, регистрации избирателей и правилах лицензирования собак…
Я заковыляла к стойке регистрации. К моему потрясению, там сидела мисс Ромер, моя учительница. Сначала она меня не заметила – увлеклась набором текста на ноутбуке. Я подошла к ней медленно, как если бы она была призраком и слишком быстрое движение могло ее спугнуть.
Мисс Ромер подняла голову. Сначала я обратила внимание на красные очки, затем на морщинистую кожу и впалые щеки. Это была не мисс Ромер. Я отступила на шаг.
– Я могу вам помочь? – спросила она.
Помочь мне? В мозгу образовался мысленный блок. Нет, вопрос не с подвохом.
– Мне нужно с кем-нибудь поговорить… – прохрипела я. – С полицейским. Мой друг в беде.
Взгляд женщины упал на перевязь – залитую кровью футболку. Мои пальцы тоже были в крови – засохшие капли коричневой инкрустацией покрывали ногти. Я показала ей застрявший в ладони кусок стекла.
Женщина встала и сделала знак офицеру в кабинке позади нее – пожилому жилистому парню, который напомнил мне мистера Йегера, моего старого учителя биологии. Почему все казались знакомыми?
Даже я сама.
Мое прежнее лицо.
Висело на стене.
Я подошла ближе к флаеру. Фотография была сделана на банкете прошлой весной, я тогда еще выпрямила волосы утюжком. Слова ПРОПАЛА БЕЗ ВЕСТИ пересекали мою шею, не давая вздохнуть.
– Я хочу, чтобы вы поговорили с офицером Джонсом, – сказала женщина, проводя меня через дверь за стойкой регистрации.
Офицер Джонс представился. Затем оценил взглядом мои раны – лицо, руки, плечи. И вдруг мне захотелось спрятаться. Я последовала за ним по коридору в крошечную комнату.
– Можешь присесть, – сказал он.
– Моему другу нужна помощь, – настаивала я, представляя Мейсона где-то в ловушке: застрявшим в воздуховоде или запертым в секретной комнате.
– Похоже, тебе самой тоже, – сказал он, кивая на мои руки. Та, где торчало стекло, сильно пульсировала. – Врача уже вызвали, – продолжил офицер.
– У нас нет времени.
– Это стандартная процедура. Садись, я сейчас вернусь.
Я осталась стоять, поставив одну ногу за дверь. В центре комнаты виднелись стол и четыре металлических складных стула. В стену было встроено двустороннее зеркало. Я мельком увидела свое отражение – грязь на лице, порез под глазом и колтуны на голове. Когда я распорола щеку? Ее пересекала пятнадцатисантиметровая красная черта.
– Эй? – позвал офицер из-за стола. Когда он вернулся? – Врач скоро придет. А пока можешь назвать мне свое имя?
Я села напротив него. Он приставил ручку к странице записной книжки. Затем поднял голову, не услышав ответ сразу.
– Джейн N.
Его глаза встретились с моими, а верхняя губа дернулась.
– Не могла бы ты повторить?
– Мое имя? Джейн N.
Он встал и вылетел из комнаты, а через несколько мгновений вернулся с женщиной-полицейским. Та выглядела слишком молодой для своей должности; может, только закончила академию.
