Тогда
52
Когда я снова открыла глаза, передо мной стояла белая стена. Простыни тоже были белыми, как и подушка. Я уставилась на ярко-белый потолок, гадая, не приснилось ли это все мне – побег сквозь стену, из комнаты, через лес и на джипе.
Я перевернулась в постели. Одеяло сдвинулось. Что-то с грохотом ударилось об пол. Пружина? Стержень из бачка?
– Джейн? – Голос мамы. Она встала со стула, зажав ладонью рот.
Я села. Я была в больнице. На стене висел телевизор. На столе рядом с кроватью примостилась коробка салфеток и какое-то растение в горшке. Листья были заостренными, красного и желтого цвета; вроде ядовитого плюща.
Рот мамы двигался, пытался выдать слова, но получался только плач – тихое хныканье, как стоны раненой птицы, которая сломала крылья.
– Джейн? – повторила мама, качая головой; слезы текли по ее лицу.
Она радовалась или горевала? Я не могла сказать. Я чувствовала замешательство. Что случилось? Где Мейсон?
Мама продолжала плакать.
Непреодолимое желание исправить ситуацию заглушило все прочие эмоции.
– Все хорошо, – заверила я. – Я в целости и сохранности. – Просто разбита на части.
Мама тоже выглядела сломленной – ростом меньше, чем я помнила, хрупкая, как зяблик, – с покатыми плечами и морщинами на лице. Когда у нее появилось столько морщин?
– Как я сюда попала? – Я хотела потереть ноющую голову и обнаружила, что мои руки перевязаны. Стекло удалили. – Мне наложили швы? – Я попыталась вспомнить последовательность событий: как смотрела в двустороннее зеркало, как упала в полицейском участке, как увидела пару ботинок… Я потеряла сознание? Или кто-то сделал мне укол?
Мама выронила ключи; у нее тряслись руки. Я узнала ее платье: темно-синее, с поясом на талии и круглым вырезом, которое она приберегала для заседаний присяжных или родительских собраний.
Мама осторожно присела у изножья моей кровати, словно ее приближение могло причинить мне боль. Я хотела спросить, знает ли она что-нибудь о Мейсоне, но не успела открыть рот, как мама сложилась на кровати пополам. Ее крошечные плечи дрожали. Рыдания вырывались изо рта, как будто кто-то умер. Может, я.
– Где папа? – спросила я.
– Он приедет, – произнесла она, потирая мою ногу рядом с коленом, точно лампу джинна, как будто от этого прежняя я могла волшебным образом появиться.
– Мама? – позвала я.
Она только усилила нажим. Бульканье вырвалось из ее губ, как будто мама подавилась собственной слюной. Она села, распахнула рот и начала хрипеть. Ее руки прижались к груди, к сердцу.
Я посмотрела на дверь. Закрыто. Мое лицо вспыхнуло. На столе виднелась кнопка вызова сестры. Я принялась бить по ней перевязанной рукой – снова и снова. Мама смотрела на меня; зрачки казались расширенными. Язык медленно высунулся между зубами.
– На помощь! – крикнула я, выскакивая из постели.
Медсестра перехватила меня у двери и пошла за подкреплением.
Прикатили инвалидную коляску.
Вывезли на ней маму.
И вот так я снова оказалась одна в совершенно белой комнате.
Тогда
53
Но долго я одна не просидела. Пришла женщина – лет тридцати пяти, с гладкими черными волосами, в сером костюме. Ее кожа была цвета мокко. За гостьей маячил мужчина постарше – волосы с проседью, темный костюм, лет пятьдесят минимум.
– Доброе утро, – сказала женщина, протягивая руку для пожатия. – Я специальный агент Энн Томас, а это специальный агент Натан Броуди.
– Как поживаете? – подхватил мужчина.
Я посмотрела на окна, но шторы были закрыты.
– Который сейчас час?
Женщина взглянула на часы.
– Сейчас восемь тридцать утра. Я хотела бы задать тебе несколько вопросов, если можно.
– Как моя мама?
– С ней все будет хорошо. Ее поместили в палату.
– А папа?
– Я слышала, он сел в самолет и должен быть здесь сегодня утром. – Агент Томас вытащила из угла стул – тот, на котором в прошлый раз сидела мама, – и устроилась рядом со мной, оставив мужчину стоять. – Он был в отъезде, когда ему позвонили, что тебя нашли.
– Я сбежала, – поправила я.
– Верно. – Она улыбнулась.
Мужчина притащил из холла второй стул и сел у двери, вынув из пиджака блокнот и ручку.
– Мейсон все еще там? – спросила я. – Вы нашли его… или кого-нибудь из остальных?
– Хорошая новость в том, что нам удалось найти место, где тебя держали.
– А Мейсона?
Она покачала головой.
– Кто такой Мейсон? Не могла бы ты рассказать мне о нем? Как вы познакомились? Как он выглядел?
– Его похитили, как и меня. Но мы с ним никогда не виделись. Он лазил ко мне по вентиляции, путешествовал по всему зданию, пытаясь найти выход. Мы разговаривали через стену. Иногда держались за руки.
– Понятно, – кивнула агент. – Значит, в стене была дыра?
– Вы ее не нашли? Хотя она была совсем крошечной, как мышь прогрызла, так что, может, вы не заметили.
– Мы нашли развороченную стену. Что-нибудь об этом знаешь?
О, верно.
– Это сделала я. – Я посмотрела на свои забинтованные руки. Только кончики пальцев выглядывали.
– Впечатляюще.
– А вентиляцию тоже нашли? Она была за потолочной плиткой.
– Мы всё еще исследуем здание.
Сколько времени прошло?
Больше двенадцати часов.
– А другие комнаты, где держали людей? – спросила я. – Остались какие-нибудь подсказки?
– Ты знаешь фамилию Мейсона?
– Гм, нет. – Я сделала глубокий вдох. Почему у меня будто лезвия в груди?
– А откуда он?
– Он сказал, что жил на ферме, где его отец выращивал цыплят и пчел и продавал яйца и мед.
– Местной?
– Не знаю. Наверное.
– Сколько ему было лет?
– Девятнадцать, но он не ходил в университет… если не считать школу жизни – путешествия и осмотр достопримечательностей…
– Ты знаешь, как он туда попал – в смысле, как его похитили?
– Его забрали с вечеринки.
– Чьей? Что произошло?
Я рассказала ей всю историю – о девушке по имени Хейли и о том, как монстр обманул Мейсона, выманив на улицу якобы посмотреть несуществующий «Камаро».
После множества вопросов о вечеринке агент Томас спросила:
