– Хорошо, должно получиться весело. – Мавен хрустит костяшками. Ее пальцы унизаны резиновыми радужными кольцами, которые напоминают мне конфеты. – Мы могли бы поиграть с цветом, чтоб вышло поживее. Насколько ты готова рискнуть? Красный, синий, розовый, угольно-черный?
– Платина, – говорю я, кивая на плакат на стене – на нем женщина с высоко поднятыми кулаками, как будто собирается драться. Она выглядит чертовски свирепой. Я вдруг хочу стать ею.
– Круто, – соглашается Мавен.
Мне моют волосы, я сажусь в кресло и стараюсь не смотреть на лицо. Вместо этого сосредотачиваюсь на тридцати сантиметрах мертвого груза, который отделяют от моей головы. В итоге у меня остается ежик примерно в сантиметр длиной самого бледного оттенка блонда, который я когда-либо видела.
– Нравится? – спрашивает Мавен.
Провожу рукой по коротким блестящим волосам.
– Очень, – говорю я, испытывая облегчение от того, что больше не выгляжу как жертва. Встаю и иду к залу ожидания, спешу показаться маме, а также увидеть ее волосы. Но меня перехватывают.
– Простите, – говорит женщина. Длинные щупальца из фольги торчат на ее голове, словно змеи научно-фантастической горгоны Медузы. – Не хотела навязываться, но я тут наблюдала за вами и… Вы та самая девушка?
– Та самая? – спрашиваю я, прекрасно зная, что она имеет в виду.
– Извините. – Женщина смеется. – Я, как только села, все хотела задать этот вопрос.
Качаю головой. Инстинктивная реакция, но не самый умный ответ.
– Та, что показывали по телевизору, – настаивает женщина. – Девушка, которую похитили…
Я снова качаю головой. В комнате шумно. Почему все пялятся? Лишь мгновение спустя понимаю, что зажала уши ладонями.
Женщина делает шаг назад, словно решает дать мне пространство.
– Я не хотела… Я просто не могла не подойти и не сказать, что считаю вас очень храброй. Я следила за вашим делом; о нем говорили по всем новостным каналам… – Она продолжает что-то болтать о своей сестре, но я улавливаю только пару слов: – … истинное вдохновение.
Если бы только она знала.
Или на самом деле смотрела.
Или действительно слушала.
Или подумала, прежде чем говорить.
– Джейн? – Голос мамы. Она уже стоит рядом со мной. Проводит ладонью по моей руке. Я вздрагиваю – кожа будто вспыхивает.
Мама убирает ладонь и вместо этого осторожно берет меня за запястье. Следующее, что я помню, – как она ведет меня через дверь на тротуар; под ногами внезапно оказывается каменная мостовая, а не пурпурная плитка.
Мы проходим четыре полных квартала, пока я считаю свои шаги, представляя, как выщипываю по салфетке на каждый из них.
Сто десять салфеток.
На земле.
Путь к нормальному дыханию.
Наконец я останавливаюсь перед магазином. Его витрина с зеркальным покрытием. Иду прямо к ней, чтобы увидеть свое отражение. С новой стрижкой родинка на шее теперь более заметна. Она размером со шмеля и точная копия папиной.
Я ищу на своем лице более знакомые черты: крошечные мочки ушей, острый подбородок и светлые веснушки на переносице. Шрам под глазом новый, как и волосы.
– У тебя все нормально? – спрашивает мама. Ее пряди приобрели цвет мускатного ореха.
– Будет нормально, – бормочу я, почти веря, что не лгу. Новая стрижка, стиль и новый оттенок, очевидно, не панацея, но, возможно, они – только начало. Подобно символическому сбросу кожи, они, вероятно, помогут мне стать человеком, которым бы я хотела.
А может, и нет.
Тогда
55
Длинноногий паук соскользнул с потолка на своей шелковой нити и остановился всего в нескольких сантиметрах от моей груди. Лежа в постели, я любовалась его лапками; они блестели в воздухе, напоминая мне елочную мишуру.
Я невольно задумалась – неужели это Тигр? Вдруг он каким-то образом увязался за мной сюда, в больницу, залез под капюшон толстовки, чтобы присматривать за мной, точно ангел-хранитель.
– Тигр? – окликнула я, заметив его коричневые полосы. Я протянула палец посмотреть, заползет ли он на руку.
Тигр приземлился мне на большой палец, заполз в центр ладони и сплел паутину в форме сердца.
– Джейн? – спросил Тигр, глядя на меня своими жемчужно-черными глазами. – Ты проснулась?
– Тигр? – повторила я. Он что, может говорить?
– Джейн? – Другой голос, женский.
– Думаю, она еще спит, – сказал Тигр.
Что-то хлопнуло, и у меня заколотилось сердце. Крышка багажника? Я проснулась. Мои глаза резко открылись.
Надо мной нависали специальные агенты Томас и Броуди – а вовсе не Тигр. Багажника не было.
Специальный агент Томас села рядом с моей кроватью.
– Ты всегда разговариваешь во сне?
Броуди занял свое обычное место у двери с записной книжкой наперевес.
Я села, пытаясь отдышаться. Что издало тот звук?
– Вы нашли Мэйсона?
– Мы здесь из-за него.
– Вы его нашли?
– К сожалению, нет. Ни следа.
– Что значит – ни следа? Вы искали внутри вентиляции? Проверяли стены?
– Мы нашли тело, – сказала она.
– Что? – Я моргнула, переваривая слово. – Чье тело? Где оно было?
– У нас есть основания полагать, что это тело человека, который тебя похитил. Похоже, он застрелился. Похоже на самоубийство.
– Что? Вы уверены?
– Я бы ничего не сказала, если бы не была уверена. Его отпечатки пальцев повсюду – на всех чашках и мисках в твоей комнате, на подносах с едой, дверных ручках; наверху в доме… К тому же его внешность подходит под твое описание.
– И татуировка дерева на руках?
– Кроме татуировки, – уточнила Томас. – Иногда преступник подделывает татуировку, шрам или какую-то другую отличительную черту.
– Вроде парика, цветных контактных линз или очков… – добавил Броуди.
– Совершенно верно, – подтвердила агент Томас. – Они делают это, чтобы обмануть жертву.
– Как обмануть? – Я схватилась за голову. Мне нужно было время все осмыслить.
– Давай подумаем, – предложила она. – Ты сбежала, пришла к нам, описала, что у твоего похитителя есть татуировки. Что, если мы будем придерживаться этой детали? Станем искать только подозреваемых с рисунками на коже, независимо от того, была ли татуировка настоящей. К счастью, теперь у нас есть научные доказательства: ДНК. Нам не нужно полагаться на детали, которые могли или не могли быть сфабрикованы.
– А ДНК Мейсона? Может ли это дать какую-то подсказку о его местонахождении?
