– Ты уверена? – настаивала мама. – Это твой выпускной вечер. Как такое пропустить?
– Мне здесь хорошо.
– Ладно, если передумаешь…
Когда она спустилась вниз, я встала и открыла дверь шкафа. В глубине висело мое платье от Тори Берч с выпускного бала средней школы. Я достала его, вспомнив день, когда мама принесла подарок домой: платье в пол темно-ягодного цвета, из шелковистой шифоновой ткани.
Я заперла дверь в свою комнату и надела наряд прямо поверх майки и спортивных штанов. На талии и по бокам собрались складки. В таком виде я села у окна, продолжая ждать Мейсона.
В какой-то момент я заснула только для того, чтобы проснуться от гудения машин – сотен разноголосых сигналов на главной дороге, в паре улиц от меня. Я не сразу поняла, что прошло больше времени, чем мне показалось.
Дни продолжали сливаться воедино.
Я больше не сидела в платье. Было утро после выпускного. По традиции ребята сигналили, объявляя о своей свободе, а затем приходили в пижаме на поздний завтрак в местное кафе.
– Ты точно не хочешь, чтобы я тебя подбросила? – спросила мама. – Погудели бы по дороге.
Я знала, что могу написать Шелли; она забрала бы меня в мгновение ока. Я спустилась, обдумывая эту идею, проверяя, висит ли моя спортивная толстовка на крючке. Мама говорила по телефону на кухне. Дочь друга только что поступила в Нью-Йоркский университет. Мама пыталась порадоваться за нее, используя такие слова, как «удивительно», «достойно» и «поздравляю». Но ее радость была фальшивой, потому что именно в Нью-Йоркский университет я мечтала поступить с десяти лет, когда стояла в арке Вашингтон-сквер и загадывала желание на выпавшую ресничку, чтобы вернуться сюда же, но не как турист, а как студентка.
Услышав мучения мамы, я начисто забыла о кафе и вернулась в четыре серые стены своей комнаты: именно там сейчас было мое место.
Сейчас
59
Сегодня в приюте Энджи вытаскивает меня из кошачьей комнаты, чтобы я подежурила за стойкой регистрации.
– Кей опоздает на час, – говорит она.
Я смотрю на дверь. Снаружи выстроилась очередь. Меньше чем через три минуты начнется выдача питомцев.
– Может, лучше Дэн…
– Дэн мне нужен там. Кстати, неплохо. – Она кивает на мои волосы. – Убойный цвет.
Становлюсь за стойку, и Энджи впускает посетителей. К счастью, они следуют за ней прямо к животным. Я хватаю тряпку, начинаю протирать прилавок – и тут замечаю высокий белый шкаф возле стола Энджи.
Он совершенно новый, около шести футов высотой, у совершенно белой стены. Я моргаю, решив, что мне мерещится. У дверцы скошенный край, прямо как у той. Ручки слегка продолговатые с выгравированными спиралями. Они подходят к фурнитуре – потускневшим латунным петлям. Смотрю вниз; да, толстые клиновидные плиты, похожие на деревянные блоки.
Совсем как там.
Делаю шаг назад.
Тяжело дыша, чувствую, как пол под ногами кренится. Откуда взялся этот шкаф? Кто доставил его сюда? Он прикован к стене? Хочу проверить, но у меня скручивает живот. Желчь подступает к горлу. И комната начинает кружиться.
Хватаюсь за угол стола. Что-то падает. Комнатное растение: подарок мужа Энджи.
Цвета вокруг превращаются в вихрь – смесь коричневого, серого и зеленого, как в стиральной машине. Только я не мокрая.
– Держись, – говорит женский голос.
Я сижу на полу. У меня в груди щелкает мотор, внутренности дрожат. Нервы оголяются.
– Ты меня слышишь? – спрашивает женщина прямо мне на ухо. – Позвать «Скорую»?
– Нет. Просто…
– Паническая атака, – договаривает она за меня.
Я изо всех сил стараюсь выровнять дыхание, не отключиться. Женщина берет меня за руку и сжимает. Ее рука напоминает мне руку Мейсона – теплая, сильная, надежная. Я не отстраняюсь.
– Хочешь, помогу? – спрашивает женщина.
Кажется, я киваю. Может, даже что-то лопочу.
– Меня зовут Молли. Я хочу, чтобы ты сосредоточилась на моем голосе. Мы пройдем через это вместе, хорошо? Помни, панику создают мысли, а не тело. Помни это. Ты не упадешь в обморок. Ты не перестанешь дышать. У тебя все будет хорошо. – Она рассказывает мне о том, как провела послеобеденное время в парке, наблюдая за игрой собак. Это вызвало у нее ностальгию по домашнему питомцу детства, английскому бульдогу по имени Пресли, который любил воровать тапочки и сидеть у всех на ногах.
Мы сидим так, рядом на полу, пока разноцветный вихрь не исчезает и мотор в моей груди не успокаивается.
Я смотрю на наши руки и с удивлением обнаруживаю, что женщина больше не сжимает мою ладонь. Вместо этого я сжимаю ее.
– Лучше? – спрашивает она.
Я смотрю ей в лицо. Оно все в веснушках. Морщины на коже образуют своего рода паутину, очерчивая бледно-голубые глаза. Я смущенно киваю. В горле встает ком. Что-то разбивается в моей груди.
Женщина кладет руку мне на спину; по позвоночнику разливается тепло.
– Рада, что смогла помочь. – Она улыбается, как будто это пустяк – поддержать совершенно незнакомого человека во время психического и физического срыва. Не сложнее, чем ручку одолжить.
– Спасибо, – говорю я, нехотя отпуская ее ладонь. Начинаю вставать.
Женщина помогает мне, обнимая за плечи, твердит, чтобы я не торопилась.
– Жизнь – это не гонка. Двигайся в своем собственном темпе, хорошо?
– Вы меня знаете? – спрашиваю я. Почему она так добра?
– Вряд ли. Я здесь впервые.
Она не спрашивает, как меня зовут или что вызвало у меня панику. Вместо этого женщина хватает метлу, чтобы подмести осколки.
Перед уходом она протягивает мне визитку:
Молли Блю, доктор философии.
Лицензированный психолог
123 Ньюбери-стрит
Большой город, штат Новая Англия
(617) 555–3109 звоните или пишите
«Исцеление начинается в тот момент, когда мы чувствуем, что нас услышали».
Сейчас
60
Позже, когда все двери приюта оказываются заперты и в здании остаемся только мы с Энджи (а она занята вакцинацией), я возвращаюсь в собачье крыло с контейнером угощений.
Присев на корточки перед клеткой Отваги, я прижимаюсь лицом к решетке. Лай начинается почти мгновенно, он выстреливает как пули – словно во мне еще есть что ранить.
– Хорошая девочка, – говорю я, бросая ей лакомство в форме сердца.
Она проглатывает и ждет еще. Ставлю контейнер перед клеткой – достаточно близко, чтобы шел запах, но слишком далеко, чтобы можно было дотянуться. Отвага рычит, желая большего.
