Книга Собрание сочинений. Том 4. После конца. Вселенские истории. Рассказы, страница 15. Автор книги Юрий Мамлеев

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Собрание сочинений. Том 4. После конца. Вселенские истории. Рассказы»

Cтраница 15

Танира на своем языке представила Валентина.

— Да, я именно с ним хотел поговорить. Ты переводи быстрей и точней, — сказал он Танире.

— Дочь Вагилида знает свое дело.

Фурзд взглянул на нее:

— Да, дочь Вагилида, — он качнул головой. — Мой первый вопрос. Что самое страшное пережил в жизни этот человек, пришедший к нам, как ты говоришь, и Вагилид говорит то же самое? Это человек, пришедший из доисторического человечества до конца мира. Так ведь? Он пришел оттуда, где еще было много времени до конца мира, так ведь? Но что же он пережил самое страшное?

Танира перевела, но Валентин немного растерялся. Его время, конец XX — начало XXI века, было относительно спокойным. Конечно, случались всякие перестройки, в том числе криминальные, но это теперь показалось Валентину такой мелочью по сравнению с тем, что он пережил здесь.

Он вздохнул и ответил:

— Самое страшное я пережил в раннем детстве, когда познал, что существует боль и обман. Я узнал это сразу. — Валентин немного запутался. — Я имею в виду, в первый раз, когда мне причинили боль и меня обманули. Мне было три года.

Танира вздохнула:

— Это трудно перевести, Валентин, но я постараюсь. Три года — это не тот срок для наших людей, им будет непонятно. Ладно, переведу.

Она перевела. Фурзд захохотал:

— Только и всего? И это было самое страшное? Мой первый вопрос: какие мировые события этот пришелец из доисторического периода пережил, что ударило его в голову, перевернуло?

Валентин пролепетал что-то, и Танира перевела это невнятное по-своему.

Фурзд поморщился.

— Непонятно. Более ясно спрошу: как он перенес вторжение демонов на землю?

Танира вздрогнула и сама ответила:

— Он жил немного раньше. Он ничего не знает об этом.

— Хорошо. Но как он вообще расценивает воздействие бесов на жизнь людей?

Валентин запнулся и пробормотал, что не знает.

Фурзд удивился:

— Что, он не знает? Ладно, как он относится к ним конкретно?

Валентин растерянно ответил, что не понимает вопрос.

Фурзд впал в некоторое раздражение. Наконец он вытаращил глаза.

— Что, он хочет сказать, что ни разу в жизни не видел черта?

Валентин, ничего не соображая, стыдливо ответил, что не сподобился, не видел.

— Он что, идиот? — спросил Фурзд у Таниры.

Танира, пытаясь выйти из положения, стала объяснять Фурзду, что Валентин Уваров жил в особое время, когда даже фрагментарные проявления в видимой жизни самых разных параллельных сил, в том числе и демонов, были затруднены и сведены к минимуму.

— Был такой период? — изумился Фурзд.

— Был. Довольно короткое время, но для жизни человека хватит, — объяснила, как могла, Танира.

Фурзд не мог поверить и только разводил руками.

— До этого периода — до Троянской войны и ранее — все было нормальным, — быстро лепетала Танира, — потом невидимый мир проявлялся только косвенно, но убедительно. Выпадает только этот временной период, по разным причинам это время иногда называют периодом научного материализма, порой прагматизма и здравого смысла.

Фурзд захохотал так, что чуть не свалился с кресла.

— Ну тогда понятно, почему погиб мир, — наконец сказал Фурзд.

Танира всполошилась.

— О нет, о нет! Глупость людей не причина конца мира, Фурзд! Этот период потом кончился. Причина конца мира настолько драматичная и глубокая, что даже мой отец не знает ясно, что произошло.

— Хорошо, Танира, успокойся. Плевать на конец мира, — Фурзд грузно пошевелился в кресле, — я хочу спросить этого младенца о том, что он знает о золотом периоде высших сновидений?

Танира еще раньше говорила Валентину о том, что буквальный перевод с их языка на доисторический невозможен по существу. Но она, благодаря магии отца, настолько вжилась в русский язык, что может донести саму мысль. Она даже часто думает по-русски, а потом, когда говорит с соотечественниками, переводит эти мысли на свой язык. С отцом же она говорит по-русски.

И когда Танира перевела вопрос Фурзда, она упростила его, так как на их языке то, что спросил Фурзд, на самом деле имело столько подсмыслов и нюансов, понятных только закрытому кругу нескольких людей в Ауфири, что Танира перевела это поэтично и без подтекста. Она сама же и ответила:

— Фурзд, он же не жил в это гармоничное, счастливое, спокойное и достойное время. Он жил гораздо раньше.

— Ну и тип, — только и сказал Фурзд, — он ничего не знает о доисторическом времени.

— Фурзд, — запнулась Танира, — даже в самое мутное время сохранились глубокие метафизические и религиозные традиции, по крайней мере для некоторых. Валентин знает их.

Фурзд начал подробно расспрашивать.

Валентин тут же вышел из оцепенения и внутренней растерянности. Он подробно рассказал о христианстве, о православии, исихазме, суфизме, Веданте, буддизме и даже о даосизме.

Фурзд слушал внимательно, но все мрачнел и мрачнел. Наконец он жестом прервал речь Валентина и, не обращая на него внимания, обратился к Танире:

— Все это совпадает с тем немногим, что говорил твой отец. Но это не наши пути, в этом я убедился окончательно.

Танира напряглась, лицо ее побелело. Фурзд беспощадно продолжал:

— Они основаны на изменении, преображении сознания человека в некий образ и подобие божие, в некоторое духовное состояние. Но прежде всего, и тебе должно быть это ясным, Танира, — в глазах Фурзда возник вдруг зловещий блеск, — ни я, никто из нас, из нашего народа, не хочет стать иным, чем мы есть. Я хочу быть только собой, какой я есть, а не стать кем-то иным.

Танире показалось, что в глазах Фурзда явилось багрово-черное непонятное солнце. Его взгляд ослепил ее.

— Вся моя воля, — произнес Фурзд, — направлена на то, чтобы найти спасение, не преобразившись, оставшись тем, кто я есть. И я уверен, такова воля и нашего народа.

— Но это трудно, почти невозможно… найти спасение души… таким образом… Ты хочешь объединить несовместимое, — пробормотала Танира, позабыв совсем о сжавшемся на диване и ничего не понимающем Валентине.

— Второе, слушай, Танира. По причине нашей воли или по другой причине ты просто не сможешь войти в это божественное состояние. Оно нам не нужно и, может быть, потому и недоступно. Твой отец — исключение.

Танира пыталась что-то сказать, но мысли путались.

— Но вот этот человек, — Фурзд ткнул пальцем в Валентина, — мне чем-то нравится. Язык его жестов говорит о многом. Да и глаза… Они нам пригодятся, Танира, береги его.

— Мои возможности тайные, — ответила Танира.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация