Крэк, вскочивший, как разбуженный дьяволом, полез в заветный карман: там была только пыль. Тряханул проклятое барахло — ничего важного из него не вывалилось. Крэк застонал: даже если когда-нибудь он удерет из пещер одичавших и вернется в Ауфирь, то и там его ждет одичание.
А тут еще тот, с тяжелым взглядом, подошел и довольно связно утвердил:
— Новый (так называл он Крэка), тут мы и глухой лес, дорог не учуешь, не убежишь… Будь ты с нами, помогай, тогда мы тебя не съедим.
Крэка нервно передернуло:
— Ты же сказал, что вы не людоеды?
— Правду говоришь. Но при случае почему не съесть? Мы народ не брезгливый…
И они двинулись дальше, в лес, к пещерам. Крэк оказался в середине их толпы, где был и малый и старый. Подпрыгивая, они то и дело похлопывали и даже лизали его, дружески хохоча.
Под таким нажимом Крэк довольно быстро одичал.
Глава 29
Армана проводила Сергея до самого выхода в город, на улицу. Объяснила, как пройти до ближайшей площади, где у здания с вывешенным ауфирским флагом его встретят русские друзья.
И сказала на прощание:
— Всего странного.
Улица, по которой шел Сергей, была до черноты пуста. Ни людей, ни зверьков, ни мертвых, только биение городских часов где-то рядом.
«Всего странного», — вспомнил он слова Арманы.
Наконец Сергей увидел светящееся окно на первом этаже. Глянул туда: по комнате летает какое-то существо, за столом двое мужчин тупо смотрят друг на друга. Прошел еще немного, и вдали обозначилась площадь, замелькали фигуры людей. Сердце его забилось. Томилин остановился: что он скажет своим? Валентину — все, остальным — по их разумению.
Но под ауфирским флагом стояли только двое — Валентин и Танира.
— Что они с тобой сделали? — первое, что вырвалось у Валентина.
— Валя, ничего они со мной не сделали в конечном итоге. Видишь, я жив и здоров.
Потом последовали объятия.
— Это, конечно, Крамун, — сказала Танира. — Сергей, но они, наверное, взяли с вас обязательство молчать?
— Ничего подобного. Они настолько уверены в своей неуязвимости, что им все равно. А как Даша?
— Потаповых не пустили в город… Не буду говорить о том, что мы все пережили. Вагилид поднял все свои связи. Но все в порядке. Тебя ждут, — ответил Валентин.
— Садимся! — воскликнула Танира довольно нервно, словно хотела скорей уехать отсюда.
И они поехали — все трое. По дороге Сергей, ничего не скрывая, поведал обо всем.
Танира не выдержала и в середине такой исповеди остановила машину. Валентин и Танира выслушали все молча, до конца.
— Бог хранил вас, — были первые слова Таниры. — Отец говорил мне, что из всех деятелей мрака Крамун — единственный действительно страшный человек, потому что не профан, он — мастер в делах невидимого мира.
Валентин же был просто убит такой свободой и своеволием дьявола, входящего в человека, как в свое гнездо. О вселении черта решили пока не говорить Потаповым, тем более Даше, — могли не вместить. Но Сергей возразил, что со временем расскажет Даше все.
— Правильно, они простые люди, но им поможет их интуиция различить… — обрадовался Валентин.
И действительно, Потаповы сердцем почувствовали в Сергее мученика и познали сразу, по глазам, по голосу Сергея, что он все тот же, что не произошло самого страшного — уничтожения личности.
Когда эта истина, сквозь слезы и рыдания, улеглась в их душе, все расселись за гостеприимный стол отметить спасение…
Валентин и Танира, чтобы поддержать Сергея, остались у Потаповых на несколько дней. И только потом, уверовав в успокоение Сергея, уехали к себе домой, обещав почаще его навещать.
Между тем до Вагилида стали доходить сведения о катаклизмах в Стране деловых трупов. Непредсказуемые землетрясения, непонятные пожары, огонь, словно бродивший по стране, заставил деловых трупов чаще молиться. Как ни странно, но формальные обрывки традиционных, доисторических религий сохранились в этой стране. Деловых трупов порой называли народом молитвы. Обращались они к Всемогущему Богу, соблюдая некоторые ритуалы, просили о материальном благе, денежном успехе. Но сейчас надо было просить о спасении страны. Процесс уничтожения дошел до того, что в столице рухнул высочайший, огромный как башня, дом, наполненный замороженными деловыми трупами. Все это вызывало тревогу в соседней Ауфири, куда могли перекинуться катаклизмы. Народ волновался, некоторые искали защиты у чертей, другие у Непонятного, на политических верхах подумывали о каких-то действиях. Все это весьма сказалось на настроении Таниры, тем более, оказалось, что она беременна от Валентина. Призрак конца нарушил и спокойствие Валентина. Слава Богу, до русского лагеря эти сведения не доходили.
…Они прилегли рядышком на кровати, полные бесконечной любви друг к другу. Но тревога вошла в сердце.
«Боже мой, — думал Валентин, — конец света, ребенок, любимая женщина — и все это в одном клубке. Какой будет ребенок от женщины, отделенной от меня тысячелетиями, от женщины конца мира?..
…Что с ним будет, что будет с нами?»
Танира улыбалась и гладила его волосы.
— Что будет с нами?.. Ну, допустим, мы скоро умрем…
Валентин вздохнул:
— А что изменится? Сейчас главное — сохранить любовь. Мы и там будем вместе.
Танира покачала головой, на глазах ее, в их глубине, появились слезы.
— Да, но там мы вполне можем не узнать друг друга. Ведь душа умершего не то, что душа живого, она меняется, прошлое уходит, и душа может открываться в ином ключе… Даже при жизни человек меняется, это процесс…
Что же говорить о посмертной судьбе?.. Мы будем другие…
Валентин оцепенел, это не приходило ему в голову, но он почувствовал правоту этих слов…
— Может быть, не совсем другие.
— Не совсем. В каком обличии я буду — уж не обессудь…
Он прижался к ней, но еще более оцепенел от страха потерять ее…
— И потом, — продолжала она, целуя его почти исступленно, передавая все движения души, — мы можем пойти там разными путями… Во Вселенной разве сыщешь друг друга?
Валентин привстал:
— Хватит, хватит, милая моя, родная, — залепетал он, не находя слов от смятения. — Конец еще далек, ты родишь ребенка, странного ребенка, и мы будем жить долго и разберемся в конце концов, как любить «там»…
Но Танира плакала:
— Не знаю, не знаю. Ты еще немного наивен, Валентин. Страшная власть иллюзий тяготеет над людьми…
— Мы разные, и нас соединил Бог.
— Валентин, Валентин, как бы я желала родиться в твое время, в России…
