Так прошло часа два в размышлениях ни о чем. Но внезапно снова, и на этот раз как-то могущественно и безудержно, внутри ее существа возникло это дикое любопытство. «Надо испытать, пусть прирежет, и что будет?» — так и катилось волнами это желание в ней.
Когда это бесповоротно случилось, она не пошла на занятия и стала бродить по своей комнате, как будто она стала Вселенной. Натыкалась порой на стулья, которые и так всегда раздражали ее, но уже с легким интересом смотрела на себя в зеркало, особенно на горло, на шею. Сглотнула несколько раз. Потрогала пальчиками. «Люблю ли я себя или нет — вот в чем вопрос», — молниеносно возникла мысль, ей несвойственная и никогда раньше не возникавшая. И эта мысль пронзила ее, но быстро ушла и исчезла из ее сознания.
Но любопытство укреплялось. Она вышла на кухню. Отца не было — «ушел воровать», — как усмехалась ее мамаша. Сама она ушла на работу.
Зея полезла в холодильник, взяла три яйца, чтоб сделать себе яичницу. Вспомнила слова Гали: «В современном мире, в так называемом обществе потребления, люди променяли дар на яичницу».
Зея усмехнулась. «Галка всегда говорит непонятно, — проговорила про себя. — Какой божий дар? Что это такое? Это просто черт знает что… Говорит о том, чего никто не знает».
И, усевшись на стул, стала кушать приготовленную яичницу. Кушала, как всегда, равнодушно, без наслаждения, но горлышко все-таки погладила.
Съевши, задумалась: «Я вот, к примеру, могу обменять свое горло на Божий дар. Прирежут меня, но куда я денусь? Исчезну, что ли? Так не бывает. Я какая-то постоянная… Пусть разрежет горло, зато получу Божий дар… Только что это?»
Она усмехнулась. И быстро забыла свою мысль. Но любопытство переросло в неукротимое желание позвонить этому угрюмому мужику, любителю перерезать людям горло. Взяла мобильник и долго в отупении держала его в руке, потом положила перед собой на кухонном столе и сидела так перед ним, не решаясь звякнуть.
И наконец звякнула. К счастью или к несчастью, никто не ответил. Она вышла на улицу, побродила там, зашла в магазин и все думала о мужике и своей пустоте.
И вдруг ее осенило, точно она проснулась: «Надо ему позвонить по моему домашнему телефону. Номер у него проявится, а по номеру он легко найдет мой адрес. Тогда есть надежда, что придет».
Но потом остановилась: «Как глупо! Что я за дура! Еще припрется к папашке и к мамочке! Он какой-то загадошный. Лучше просто как-нибудь договориться с ним о встрече… И приду к нему с Витенькой… Пусть нам обоим перережет глотку… Витенька, похоже по нему, будет не против…»
Наконец она снова решилась, хотя все окончательно спуталось в ее голове. Как и что решать?.. Мелькнул вдруг появившийся дед Коля и почему-то подмигнул ей. И тут же ушел, исчез.
Как во сне, отключив все соображения, она позвонила ему по своему домашнему телефону. И сразу — он. Она почувствовала его прежде, чем он что-то сказал. Ощутила по его какому-то пещерному дыханию.
— Это я, которой горло… — прошептала она.
— Ты опять? — и голос, и дыхание были воистину пещерно-угрюмыми. — Тебе что, своего горла не жаль? Мне тебя найти — раз плюнуть.
— Я хочу, — робко, даже нежно прошептала Зея, — чтоб вы это сделали. Мне интересно, что будет со мной после.
В трубке — молчание. Словно зверь озадачился. Потом слова:
— Тебе что, дура, надоело жить? Справься с этим сама. За такую работу надо платить.
— Мне жить надоело. Мне просто все равно — что жить, что умереть. Я хочу с вами встретиться, прийти к вам…
Опять молчание. И потом:
— Ты мне голову не морочь. Мы все и так живем в ненормальном мире. Тебе что, этого мало? Хочешь еще добавить сумасшествия? Отлезь, тварь…
И потом раздался хохот. Ошеломляюще-огромный, точно покрывающий собою весь мир. Точно весь мир съежился и был окутан этим хохотом, как высшим бредом.
Зее, повинуясь этому высшему бреду, тоже захотелось хохотнуть, но разговор оборвался.
Она опешила от такого приема. Ей, перед тем как она позвонила, почему-то пришло в голову, что он будет ласков с ней, предупредителен и исполнит ее пожелание. И вдруг такая грубость. Она всплакнула.
Опять появился дед Коля; у него были ключи от квартиры.
— Ты что, внучка, в слезах? Мужика не хватает?.. Так у тебя ж был какой-то совсем молоденький, но плюгавый… Найди себе другого дурака…
Зея не приняла его слова за слова. Так, одни звуки. Вздохнула, подумала о том, о чем невозможно думать, и сказала:
— Дедуль, ты выпить, что ли, хочешь?.. Давай я тебе налью. В холодильнике полно водки.
Потекли нежно-забывчивые дни. «День, как всегда, проходил в сумасшествии тихом», — любила в таких случаях говорить Галя, цитируя Блока.
— Галя, Галя, — бормотала Зея про себя, даже учась в своем «институте». — Надо к ней срочно сходить.
Между тем в семье дела шли успешно. Роман Дмитрич воровал так, что уже не различал, что ему принадлежит, а что нет. У Глафиры Петровны от таких успехов кружилась голова, и она забывала присматривать, хотя бы психологически, за дочкой.
— Вот и по телевизору все время твердят, — говорила мамаша, — что деньги — это все, а человек — ничто, надо все время заграбастывать любым путем и потому быть успешным и занимать положение в обществе. Ученый ты или говночист — все равно. Мы люди современные и в элите хотим быть.
Наконец, Зея попала к Гале. И прямо спросила:
— Галь, у меня есть домашний телефон одного кобеля. Можно узнать его адрес?
Галя рассмеялась.
— Конечно, можно. Какая ты неловкая. Я могу узнать… А почему он просто кобель? Что за свинство?
Зея, и та рассмеялась.
— Я только так выразилась. Он сложный для моего ума.
Через два дня Галя вручила сестре адрес. Зея окончательно задумалась.
И пошла. Одевшись попроще, еще раз перед зеркалом пощупав свою шею и не найдя в себе никакого сожаления, она вышла в безразличной решимости на улицу. Там пахло весной и слышалось щебетание.
Зея влезла в метро, вошла в вагон. Ей почему-то уступили место, и вообще, лица были на редкость милые и благожелательные, в каком-то даже тайном смысле. «Словно они не хотят, чтоб я туда шла», — подумала Зея.
Всего несколько остановок — и она вышла из подземелья на улицу, к деревьям и прохожим. Еще немного, и оказалась на заброшенной, бессмысленно-грязной улочке. «Где мой дом, откуда я сама?» — подумала Зея. Перед ней — двор, такой же заброшенный, и внутри двора — семиэтажный старый дом, неизвестно какой постройки.
Она прошлепала к подъезду. Никаких кнопок, все открыто, как в раю. «Чудеса», — подумала она.
Внутрь вела темная широкая лестница; где-то там жалась и мяукала кошка. Ни души. Ни лампочек. Ни лифта. А подниматься надо на четвертый этаж.
