И вдруг появилась девушка. Она вышла из-за кустов, из-за вампирических деревьев — немного пухленькая, нормального по стандартам доисторического человечества роста, в синем платье. Волосы — золотистые, лицо — белое, чуть-чуть смуглое, а глаза — глаза были черные, сверкающие темным огнем. Вагилид приветствовал ее движением руки.
Валентин замер. Девушка — после конца света.
— Моя дочь, — с теплотой произнес Вагилид. — Единственная. Зовут ее Танира.
— Танира приветствует пришельца, — ясно сказала она на русском языке.
Валентин разрыдался.
— Я ничего не понимаю, — сквозь слезы сказал он. — Я слышу русскую речь после конца света, как это возможно?!!!
— Валентин, — на этот раз мягко ответил Вагилид, — моя дочь познавала этот язык вместе со мной. У нас были возможности и желание. Как — зачем вам знать?
— У нас была практика, еще до этих пришельцев, — сказала Танира, показав рукой в сторону дома. По лицу пробежала неведомая улыбка.
— Ладно. Но при таких катастрофах, глобальных переменах что стало с Россией после этого? Ответьте? — почти выкрикнул Валентин.
— Россия осталась, вошла в эту нынешнюю цивилизацию. Изменения, конечно, были, — удивился почему-то Вагилид. — Многие страны остались: Китай, Индия, Латинская Америка, к примеру.
— И что… что… дальше… дальше?!! — пробормотал Валентин.
— Та цивилизация ХХ века хвасталась своим интеллектуализмом, — вдруг неожиданно проговорила Танира. — Но это был интеллектуализм крыс. Новая цивилизация создалась на совсем другой основе.
Валентина передернуло от слова «крыс».
— Мой друг, — начал Вагилид, хотя лицо его не очень выражало какую-либо дружбу, — дальше опять падение, хаос, взлет и потом опять… Боги снова стали посещать землю, как в самые древнейшие времена. Это было и хорошо, и опасно. Самый ужасающий период наступил, когда демонам удалось прорваться в физический мир. Это было жуткое уничтожение. Они прекрасно владели тонкой субстанцией и энергиями, могли принимать любой нейтральный облик и были неуязвимы. Спасла только Высшая Воля.
— И это не конец?
— Нет, нет, — глаза Таниры, в этот момент сверкнули, — в какой-то мере это был праздник, сохранилось мало сведений о тех временах, и то они засекречены, но конец наступил позднее, и перед этим было воистину космологически-духовное столкновение. Одна сила, контрспасения, хотела превратить земную жизнь в вечную, она владела тайной физического бессмертия.
— Антихрист, — проговорил Валентин.
— Может быть. Эта сила возжелала быть мощной и по духу, и по плоти. По плоти особенно. Их символ был: «Плоть есть Слово».
— Страшные и великие слова, — глаза Таниры засветились…
«Жаждой бессмертия», — подумал Валентин.
— Другая сила — хотела движения человека в высшие миры, в безграничность, в пространство Духа, но такое возможно только через разрушение этого застывшего мира и переход в новое состояние. Непримиримое столкновение… Видимо, произошел раскол рода человеческого. Это был финал, определились и живые, и мертвые; занавес опустился. Конкретных фактов мало известно об этом. Но вдруг вопреки всему, вопреки разуму на пепелище появились мы. И мы тоже хотим всего… всего, — пальцы Таниры сжались.
«Она прекрасна», — ужаснулся Валентин.
— Дочь моя имеет в виду избранных, совсем немногих, — поправил Вагилид.
— Но и остальные зачем-то появились, — упрямо сказала Танира.
— Что делать… что делать!!! — опять чуть не закричал Валентин.
— Нельзя сопротивляться фактам. Вы здесь и теперь с нами, — произнесла Танира.
Она встала и застыла у дерева. Вдалеке послышались какие-то разрывы. Жутковатый грохот где-то там.
Танира вздрогнула.
— Это обычно, — заключил Вагилид.
Глава 5
Вагилид и Танира исчезли во тьме. Валентину показалось, что Танира помахала ему рукой. Это почему-то показалось ему странным.
В доме уже все спали. Не сознавая, как течет здесь время, Уваров лег спать. Среди ночи он слышал, как Сергей кричал во сне.
Утро оказалось хмурым. Сергей расспрашивал о встрече с Вагилидом и кивал головой:
— Он нам сочувствует, но он здесь не хозяин.
И вдруг во дворе дикий, черный рев. Потаповы побелели:
— Это за нами приехали, и раньше, чем ждали.
— Что значит «за нами приехали»? — встрепенулся Валентин. Но в дом уже входили вооруженные роботомолодчики. Они решительно отделили Валентина от остальных и ткнули его в сторону. Троих Потаповых же и Сергея взяли с собой.
— К ночи привезут, — успел шепнуть Уварову Сергей.
…Всех четырех «пришельцев» затолкали в машину, и она понеслась к восходящим на горизонте тучам.
Фургон был закрыт, и «пришельцы» ничего не видели, кроме тьмы. Из кабины доносился только хохот роботомолодчиков.
Между тем везли их в Рипан, столицу этой страны, Ауфири.
Когда въехали в город, «пришельцы» слышали только то зловещий вой, то патологически радостный крик — видимо, с улиц или откуда-то с высоты.
Наконец машина остановилась. Они оказались в зоопарке. Вокруг по аллее стояли на подмостках безжизненно-стальные огромные клетки для зверей. На аллее — прохожие, в стороне — тьма деревьев.
В клетках лежали причудливые животные, но главное, по всей аллее стояла предрешенная и невыразимая тишина. Ни звука, ни рева зверя, ни тоски его, ни лая.
Звери казались задавленными всем бредом этого мира, его отравой. Огромный лев спал, как забитая собачонка, в углу клетки. Да и не лев-то это был в нашем понимании.
В дальней клетке ходила взад и вперед гигантская птица с головой собаки. Зато большинство клеток были заполнены крысами разного вида, и размера, и цвета — одна чернее другой. Некоторые были пугающе огромными, величиной с добрую собаку.
Чувствовалось, что только крысам вольготно в этом мире. Остальным зверям и дышать тяжело.
— Ну, опять повторяется, который раз, — прошептал Потапов.
Их загнали в клетку, бросили корм.
Около клетки быстро стала собираться толпа. На самой клетке было что-то написано крупными буквами, и слова выделены красной чертой.
В клетке они сидели на полу: Потаповы в кружок, рядом Сергей.
— Дашенька, дочка, — тихо говорила Полина Васильевна, — главное — не смотри им в глаза, вообще не гляди на них, как будто их нет, и читай про себя молитву.
В толпе тем временем нарастал гогот, словно исходящий не из горла, а из хобота, но гоготали люди, напрягаясь и поднимая вверх головы. В гогот врывался порой дикий, полуженский визг, обращенный в пустоту, и все это медленно нарастало.
