Альфред угадал мысли Румова:
— Ни в коем случае. Только частично, — сказал он загадочно, опять по-русски.
Но Пуппер уже не обращал на них внимания. Он визжал, вопил, что он навсегда бессмертный и весь земной шар со своими городами и небоскребами — его любовница. Альфред смотрел на него властно и снисходительно. Румов почувствовал, что Норинг обладает какой-то альтернативной силой.
…Взъерошенные этим обходом сильных мира сего, Румов вместе с Альфредом покинули Дом.
— Все в этой стране под контролем, — процедил Норинг сквозь зубы. — Даже сумасшествие. И тем более бессмертие.
На прощание решили встречаться по-прежнему, но посещать «бессмертных» Румов отказался.
Он вернулся к сестре и, войдя в квартиру, от ужаса перед увиденным расцеловал ее.
— Антропологическая катастрофа неизбежна, род человеческий станет иным, прямо скажем, жутковатым, — заключил он.
И они решили пуститься, пока не поздно, в загул. Дни замелькали стремительно и пестро. Встречи, студенты, музеи, профессора и здания, небоскребы, движение, азарт на улицах будили воображение больше, чем сами люди. Приближался срок возвращения Таисии в Москву, и Петр тоже решил покинуть Америку вместе с сестрой.
Еще раз Петр вместе с Альфредом посетил Дом бессмертных. На этот раз ему просто стало скучно от всей этой странной приниженной ауры бессмысленных бесед. Зато Таисия немного удивила и развлекла его. Оказалось, что на ее руку претендовал некий американский миллионер, с которым ей довелось познакомиться на одной из встреч. Миллионер был из скромного ряда и к тому же немного растерян внутренне, как многие американцы, ищущие «покоя и мира в уме», так называемого peace of mind. Ум не давал им покоя, теребил их нервы, путал сновидения. Он вечно блуждал по темным коридорам бесконечных забот, оплат, в поисках работы и так далее.
Миллионера звали Майкл Стимсон. Таисия не понимала, чем она разбередила его ум. Она ничего особенного ему не говорила, так, мимороком… Он стал приглашать ее на разные встречи, раунды, где за столиком можно было поговорить. И он признался ей, что она открыла для него целый мир, о котором он раньше не имел никакого представления.
— Вы всегда в своем разговоре употребляли слова, которые мы обычно не используем, — о своих настроениях, переживаниях, тоске… Иными словами, вы раскрыли мне свою русскую душу. И мне теперь трудно без вас в этой постоянной суете и погоне, — поведал этот Майкл ей.
Таисия отчаянно пыталась восстановить в памяти, что же такого она ему наговорила, но так и не могла вспомнить хоть что-то. Она, озадаченная, со смехом рассказала об этой истории брату.
— Разумеется, я категорически отказала ему и его вилле во Флориде. Когда я себя представляла в виде его жены, то приходила в ужас от этой картины. Скука, бессмысленность вдали от России и нашего круга в Москве, без которых и жить немыслимо; без наших друзей… Вдали от нашей какой-то немыслимо притягивающей к себе русской жизни.
— Это уж точно. Сомнений нет, — заметил Румов.
— Я уж не говорю о тебе и близких… Кстати, сам он, Майкл этот, вполне порядочный и где-то добрый человек. Но, в принципе, отбросив личный и национальный момент, если бы я осталась… Здесь не будет жизни души. Жизнь души прекратится.
Петр и Таисия сидели друг против друга на диване, в уютной, ставшей достаточно русской временной квартире Таисии.
— Что ты так взволновалась, Тася, — заметил Румов. — Тебя, видимо, больше всего задела чисто теоретическая мысль остаться здесь навсегда. Ты же никогда за него не захочешь выйти, но твое воображение, сама возможность жить здесь тебя привела в ужас.
— Конечно.
— Хорошо. Представим. Ты говоришь о смерти души. Тем более в нашем понимании. Но дух, если он есть в человеке, его нельзя убить. Даже в аду.
— Но для нас душа так же важна, как и дух.
— В том-то и дело. Духовно выжить здесь можно только в лесу, в полном одиночестве, а не в идиотской семье миллионера или кого угодно… Я же бывал здесь раньше. На этой земле нет Святого Духа… В поверженной Европе кое-что осталось от остатков культуры, от дыхания и ауры старинных церквей. Чуть-чуть.
— А у нас?
— А у нас, — произнес Румов, — у нас реально есть Святой Дух, есть Бог. Но поэтому есть и дьявол. В конце концов, потому что дьявол ищет достойного противника. Что ему Америка? Карикатура на сатану! Зачем?
— А у нас, — тихо ответила Таисия, — вертикаль есть, но она идет и вниз. И вверх, запредельно, и вниз, во тьму.
— Здесь этого нет. Я обнаружил как-то телефон одной церкви. Звоню. Отвечает милый, нежный женский голос: «Церковь сатаны слушает. Мы со вниманием относимся к любым звонкам, готовы помочь…» Прочел я случаем об этой так называемой церкви. Даже князя мира сего спрофанировали, снизили, очернили, окарикатурили.
— И между тем, — прервала Таисия, — многие люди шарахаются при упоминании этого имени. Сам мир, сами они живут по его законам, пусть в самом примитивном издании, и шарахаются от него, крестятся… Типичная ситуация для этого рода людского. Живут им, а в глупом своем уме считают, что он их супротивник, от которого надо бежать…
…Разговор этот на том и закончился. Но через несколько дней выяснилось, что, несмотря на абсолютный отказ, Майкл не успокоился. Он звонил Таисии, говорил что-то о русской душе и о том, что он не может понять, почему ему отказали. «Это никак не укладывается в моем мозгу», — сказал он. И просил встретиться, приглашал в ресторан. Таисия попросила брата разобраться, помочь. Решили встретиться с Майклом, пусть даже в ресторане, но платить они будут сами за себя.
— Ты хоть объяснила ему свою ситуацию с мужем? — спросил Румов у сестры.
— Конечно. Я сказала, как есть. Что мы жили в гражданском браке, но недавно разошлись. Что сейчас у меня есть, как говорят здесь, друг, но мы не решились вступить в нормальный брак, расписаться; у меня есть колебания… В таком духе. Сказала даже, что Володя, мой коллега, кончал Институт востоковеденья… Его все интересовало… Откровенно говоря, я не ожидала такой его реакции, думала, мимолетные встречи, его бизнес связан с Востоком…
Последняя встреча все-таки состоялась. В ресторане.
— Я не могу понять, в чем дело, — заявил Майкл. — Отношения Таисии с этим Володей не скреплены браком. Знаете, Петр, я вполне в состоянии перевезти и ваших с Таисией родителей сюда, в Америку. Помочь вам найти здесь работу. Но почему?
Румов с сестрой отвечали, что Таисия любит своего Володю…
— Вы же, надеюсь, не решитесь и Володю перевезти сюда, — съязвил Румов.
Майкл расхохотался.
— В конце концов, почему нет? Мне больше всего нужна русская душа Таисии… Петр, поймите меня. Я много работаю. Бизнес — это дьявольский и рискованный труд. Он изматывает. Я не знаю, в чем секрет, но само излучение души Таисии действует на меня, как бальзам. Даже когда она говорит о погоде. Когда мы говорим о погоде, то все просто: погода прекрасная или погода плохая. Но всегда о’кей. Когда она об этом говорит, то я даже объяснить не могу, в чем дело. Она же не говорит ничего сверхъестественного. Я начал читать книги о России; заметьте, это действительно сверхъестественно — тратить время на то, что не приносит денег. А деньги — это мед. Но я мало что понял из этих книг. Скажите прямо, Таисия, вам, может быть, просто не нравится Америка? Мы можем значительную часть времени проводить в другой стране, на Востоке.
