Альфред встал, и фигура его застыла, как некое изваяние пророка. Только голос жил и звенел.
— И тогда, перед самым концом этого мира, перед Страшным судом, Бог пошлет человеку спасение. Не какой-нибудь кучке святых, мудрецов, духовидцев, а всем, всем, всем!
Голос Норинга словно встал над оцепеневшими этими людьми, а сам он с упоенным упорством повторял:
— Всем! И добрым, и злым, и подлым, и праведным, и ничтожным, и великим — всем без исключения!
Альфред вдруг затопал ногами.
— Всем — на том основании, что все существуют, гнусные или прекрасные, но они… существуют! А то, что существует, не должно умереть, исчезнуть! Существует сейчас, значит, должно существовать всегда! И вот эту милость вечного существования людей на этой планете Бог подарит людям через своего посланника, который придет на землю перед концом мира. И он будет царствовать на земле. Ему, этому посланнику Божьему, будет открыта тайна физического бессмертия, тайна, разгадать которую взялись сейчас все эти слабоумные современные ученые-циклопы, ищущие то, что вне компетенции их ничтожного разума. Этому посланнику будет открыт тайный смысл философии великого Аристотеля. Он принесет людям вечное бытие и счастье на этой земле, в физическом теле. Благодаря его подвигу Страшный суд будет отменен, и немыслимое счастье охватит всех людей! Миллиарды людей будут выть от бесконечной, не вмещающейся в их мозг радости! И этот вой покроет землю, превратит ее в самую счастливую планету во Вселенной.
И Норинг стал говорить о том, что он предчувствует приход этого посланника, спасителя нашей земли, нашей планеты. И что ему дана духовная власть, которая выше любой другой формы власти, — подготовить людей к этому приходу. Подготовить так, что его ученики, умершие до прихода Божьего посланника, их души, будут снова воплощены на обновленной земле. Но для этого нужен грандиозный духовный труд…
— Не я дам вам эти знания и веру, а великий посланник через меня. Я лишь его орудие… В те моменты, когда он говорит во мне…
Закончил Норинг тем, что назначил следующую встречу.
— Никаких взносов, никаких денег не нужно, — предупредил он. — Самое великое и важное, как сама жизнь, дается людям даром, волею Божьей, — заключил он.
Румов, очнувшийся под конец этого выступления, смысл которого быстро дошел до него, обратил внимание, что на глазах многих людей были слезы. Альфред знаком указал Румову на желтую дверь в коридоре, чтобы он подождал его.
Комната, в которую вошел Румов, была пуста, только одинокий стол и четыре стула вокруг него. Ждать пришлось недолго. Норинг, напряженный в лице, вошел.
Румов приветствовал его такими словами:
— Альфред, дорогой, объясните, откуда у вас такая любовь к Антихристу?
Норинг спокойно сел как раз напротив Румова.
— Потому что я его посланник, — мирно сказал он.
Румов развел руками:
— Ну, тогда мы по разные стороны баррикад.
— Поймите, Петр, простую вещь, — с вдохновением начал Альфред. — Все мировые духовные традиции, включая христианство, говорят о спасении только некоторых. Истинный спаситель, то есть Антихрист, спасет всех. Потому что ему будет вручена от Бога тайна земли, тайна тела и жизни здесь, на этой планете. Никакого нового неба и новой земли или высших небесных миров людям не надо. Это убьет их, они все равно не вместят. Все должно совершиться здесь. Разумеется, Антихрист не против духовной жизни, но она должна совершаться здесь, на земле, когда люди будут хозяевами земной, телесной жизни. А не где-то там, в преображенном мире. Люди будут жить, сколько они хотят, а они будут желать жить вечно. Мы не отменяем предыдущие великие духовные традиции, мы просто возвращаем их на землю, ставим на ноги… Все детали такого хода истории будут ясны, когда Он придет и объяснит человечеству его миссию. Человечество и Антихрист будут едины.
— А как же дьявол? — не удержался Румов.
— Мы не позволим ему хозяйничать на земле, как это происходит сейчас. Возможны, правда, переговоры; князь мира сего появился неспроста, и, в конце концов, он тоже творение Божие. Или вы думаете, что он создал сам себя? Но мы не дадим ему распускать руки… Человечество, познавшее от Антихриста важнейшие тайны, станет крепким орешком, не то что сейчас, когда оно в состоянии идиотического маразма и само не понимает, что делает…
Румов, наконец, собрался с духом и стал говорить резко и серьезно.
— Альфред, я не знаю, чей вы посланник, и посланник ли вы вообще, но мне вас жаль. То, что вы проповедуете, — всего лишь старая как мир демоническая и в то же время детская по своей беспомощности мечта — временное сделать вечным. Уверяю вас, не выйдет. Пустое дело. Нельзя так нагло перечить Божьей воле. Разрушение миров и создание более совершенных, нового неба и новой земли, неизбежны, и это происходит повсеместно. Это так же неизбежно, как смерть человека. Только таким образом обеспечивается духовное становление и миров, и человека. Старая оболочка препятствует этому и потому должна отпасть. Временное не может стать вечным. Дальнейшее вы сами знаете, вы же знакомы с духовной традицией и ее глубинами… Почему вы против? Ведь тайна вечной жизни лежит не в вашем направлении. Да, она связана с жертвой, с отказом от многого, что стоит на пути ее реализации, но так устроена Вселенная, и нелепо бунтовать, да еще так по-детски. Ваш Антихрист, по большому счету, метафизически глуп. Спаситель — Христос, а не он.
— Сейчас люди не знают и не понимают Христа, только называют его имя.
— Это их проблема.
Норинг почему-то побагровел.
— Но в мире осталось много великих тайн, и если их раскрыть, ситуация будет выглядеть иначе, может быть, в нашу пользу.
— Не надейтесь. Да, в Новом Завете сказано, что Христос говорил то, что мир не мог вместить, хотя, значит, попытка была. Наверно, о том, чего мир бы однозначно не вместил, он молчал… Но неужели вы думаете, что эти тайны касаются таких ничтожных явлений, как Антихрист или дьявол? Бог-творец, а тем более Бог в Самом Себе настолько немыслимо бесконечен и бездонен, настолько превосходит всякое человеческое воображение, что так называемые сатанинские глубины, которые упомянуты в Новом Завете, — просто младенческие пузырьки по сравнению с теми глубинами, о которых и говорить-то невозможно… Я не хочу, Альфред, так уж оскорблять князя мира сего, но поймите меня, все-таки…
И Румов насмешливо развел руками.
— Попались бы вы ему, — мрачно ответил Норинг. — Действительно, метафизически страшен Бог, а не дьявол.
— Не то слово. Здесь все человеческие слова исчезают.
— Вы хотите меня напугать — не выйдет. Бог не палач и не людоед.
— Согласен с этой блестящей мыслью. Но вы опять употребляете по Его поводу человеческие слова… Это негоже… Нельзя так хамить метафизически. О том, что невыразимо, надо молчать.
Норинг внезапно встал и начал ходить по комнате около стола.
