— Сейчас этот мир агонизирует, — говорил он, словно его прорвало. — Но, спрашивается, когда он не агонизировал?
Такое слегка ошеломило слушателей, видимо, многие до сих пор грезили о золотом веке, не в будущем, так в прошлом. Только какой-то мрачноватый человек в дальнем углу громко брякнул:
— Такого времени не было. Я историк.
С ним подавленно согласились.
— Агония человека, — сумрачно, но громко проговорил Альфред, — может продолжаться два-три дня, агония человечества — тысячелетиями. Эта агония будет длиться очень долго, с истерическими проблесками надежды или с тупой успокоенностью временами сытого желудка. Но когда-нибудь она закончится, возможно, скоро; срок неизвестен… И тогда придет жуткая, нечеловеческая расплата… Но вернемся к агонии. Она будет длиться и длиться, потому что, во-первых, никому не удастся победить смерть. Физическую смерть. Никакой этой идиотской науке. Во-вторых, зло в человеке непобедимо так же, как непобедима смерть. Человек никогда не сможет стать добрым, неагрессивным существом — не по отношению к близким, двум-трем человекам, а в принципе, по отношению к другим. Тот, который сильный, будет искать господства в явной или скрытой форме. В-третьих, редко кто сможет достигать духовного просветления, духовной жизни вообще. В большинстве человеку свойственна тупость и стремление к животной жизни и развлечениям. Понятно, что ситуация наша отнюдь не божественна, скорее наоборот.
Потом Норинг пустился в описание всяких угроз, преследующих род человеческий. Коснулся как прошлых, так и будущих и лихо задел при этом неведомую загробную жизнь с ее малодоступными человеческому разуму опасностями.
— Вы спросите, конечно, чем все это кончится?! — развивал он свою истерию, впрочем, с совершенно холодным, отчужденным выражением лица. — Ответ в духовной мировой традиции давно дан: практически все традиционные религии говорят однозначно, что будет конец этому срезу реальности, этому миру, и начало нового цикла, нового, совершенно другого человечества. Христианская традиция говорит, что все это произойдет после Страшного суда. Все бы ничего, кто против обновления Вселенной, тем более это касается всего лишь физического, нашего мира, в смысле его уничтожения. Туда, как говорится, и дорога. И, конечно, есть все основания верить вышечеловеческому источнику, лежащему в основе традиционных религий. Но во всей этой прекрасной и верной картине будущего есть один неприятный нюанс: на Страшном суде спасутся немногие, а остальных ждет, мягко говоря, ужас…
И тут Альфред внезапно и с какой-то мрачной утробностью захохотал во весь живот. Публика замерла, только в одном углу раздался ответный, даже сладострастный хохот.
Хохот Альфреда и молчание масс продолжались некоторое время, какое никто не считал. Хохот кончился так же внезапно, как и начался. Альфред опять обрел достойно-человеческие черты.
— Господа! — обратился он к публике. — Вы простите мне этот порыв безумного хохота. Это был не демонический хохот, а хохот глубокого сострадания по отношению к несчастному роду человеческому… Я чувствую, вы сейчас закричите: «Где же выход?» Почему большинство людей, особенно в современном гнусном мире, обречены? Да, мы грешны, но грешны все, а потом — мы же созданы Богом, а не каким-нибудь идиотом, так почему мы так страдаем и будем страдать, видимо, гораздо больше в неведомом и трагически неизвестном мире? Вам не жаль себя?! (Раздались вскрики, в одном ряду даже женский стон.) Даже самые мерзкие из нас обладают бытием, существованием, а это ведь от Бога, и не должны страдать! Не кажется ли вам, что здесь лежит какая-то великая тайна, иначе сам Бог, творец мира, выглядел бы в наших глазах как людоед, поглощающий данное им же самим человеческое существование! Но есть спасение, есть правда. В Откровении сказано, что перед вторым пришествием на землю должен прийти человек. И вот этот оклеветанный человек и есть наш спаситель. Он придет!
Норинг заметил, что несколько человек встали и отправились на выход. Но он продолжал с удвоенной яростью:
— Да, да, этот человек принесет спасение не только неким особенным людям, а всем, всем, всем! Чистым и мерзким, великим и ничтожным! Всем, всем, всем! Вот в чем величие его миссии, в отличие от религиозных основателей прошлого!
В зале началось явное и странное шевеление. Послышались возгласы: «Антихрист! Враг!» Норинг наступал:
— Вы спросите, как он это сделает? Это тайна. Но, по некоторым источникам, известно, что ему будет вручен секрет физического бессмертия. Смерть, этот главный и жуткий враг рода человеческого, будет побеждена навсегда. Мы будем, если захотим, вечно жить на этой земле в нашем родном теле, которое мы так любим и обожаем. Плоть есть слово — запомните! Мы будем наслаждаться этой реальной, такой близкой нам жизнью. Воскреснем не для жизни где-то там, при новом небе и новой земле, а здесь, в нашем сладостном и бесконечном земном мире. Но запомните: дух тоже есть слово. Наш спаситель не враждебен духу! Наоборот! Он только своей сверхъестественной могучей силой сделает так, что дух будет служить нам на этой земле, а не где-то там, в надзвездных мирах. Зачем пускаться в неведомое, грозящее неведомым? Духовность будет течь великой рекой здесь, на родной земле. Тело и дух будут в одной связке. Поэтому на земле наконец установятся мир и великое процветание. Все будет преображено великой волей…
— Антихриста! — надрывно выкрикнул кто-то из толпы.
— Великой волей нашего спасителя, — твердо и уверенно перебил этот крик Норинг.
Еще несколько человек с возмущением покинули зал. Воцарилась тишина, не безумная, но какая-то мрачновато-деловая.
— Где гарантии? — слева поднялся мужичок, довольно неопределенный, и повторил:
— Все прекрасно, но где гарантия того, что будет так, как вы говорите?
Альфред спокойно ответил:
— Гарантия в Откровении. Христос обещал Страшный суд, конец этого мира и наказание грешников, победу духа над смертью. Антихрист, по смыслу самого этого слова, как противопоставление Христу, обещает обратное, противоположное: продолжение жизни на земле, спасение всех, никаких наказаний, победу плоти, земной плоти над смертью. Или вы верите Откровению, или нет…
Мужичок примолк.
— Я закончил, — заключил Альфред. — Пожалуйста, задавайте вопросы.
Встал явно интеллигентный молодой человек, но какого-то странного вида:
— Вы нарисовали такую радужную картину, господин адепт Антихриста, что просто душа радуется. Но я лично человек подпольный, даже в большей степени, чем герой Достоевского. Когда я слышу слово «счастье», мне хочется плеваться. Да еще счастье во плоти — тут уж хоть святых выноси… Знаем мы эту плоть… И вообще, я против всего. Я только за то, что непостижимо уму. А вы тут просто свиное корыто приукрасили и больше ничего. Конечно, это лучше, чем «Макдоналдс», но извините… Я сейчас блевать буду. И не думайте, у нас людей такого мировоззрения, как у меня, много…
И молодой человек вышел.
Альфред растерялся. Может быть, впервые. Он привык обсуждать теологические вопросы, а не крик души.
