Он, еле соображая, пробормотал:
— Да, Миша… Помер тут один… Ты его не знаешь.
Зябликов удивился:
— Да я, Коля, всех знаю. И твоих друзей в том числе. Не темни, пожалуйста.
— Да ты его не знаешь… Витя Мельников, друг детства.
— Да как же не знаю, — возмутился Зябликов. — Витю Мельникова каждая собака знает…
Голиков ошалел, взглянул на портрет немыслимого человека и еще больше ошалел.
«Взгляды мои какие-то нечистые стали», — надрывно подумал Голиков.
Зябликов между тем набирал номер Мельникова, сам не зная почему. Очень его расстроили рыдания Голикова, что-то он в них почувствовал нехорошее, почти загробное.
Коля же совсем растерялся и тупо смотрел на немыслимого человека.
— Витя, это ты? — услышал Голиков слова Миши.
Ответ, видимо, состоял из матерных слов, поскольку Зябликов запыхтел и отключил мобилу.
— Он жив, — улыбнулся Миша.
— Это не тот Мельников. Мой — умер, — тихонечко ответил Голиков.
— Ох, Коля, Коля, — вздохнул Зябликов. — Не морочь мне голову. Сейчас даже о друзьях не рыдают, как ты рыдал… Ладно… Не хочешь говорить — не надо… Давай помолчим или выпьем.
— Прости меня, Миша, — робко сказал Голиков и подсел к водке. — Я теперь стал жилец с того света.
Зябликов задумался и разлил водку. Но Коля уже искал глазами свою тень.
Тень никак не давалась в руки. Голиков даже пошарил вокруг, как будто его тень стала существом. И, чтобы найти ее, невозникающую, он вышел на кухню. И завизжал, увидев ее. Тень выросла, особенно разметались уши, словно они превратились в неведомые крылья. К тому же он почувствовал, что тень растет на его глазах, громаднеет, ползет под потолок. Вид сверхъестественный. Потом вышел Зябликов со стаканом водки в руке. И выронил его, разинув рот.
Сначала Зябликов хотел убежать, но вместо этого замер. Коля, вдвойне перепугавшись, ни с того ни с сего бухнулся перед ним на колени и умолял не уходить, а что-нибудь посоветовать.
Миша осторожно снял его с колен и чуть не заплакал.
— Вот в чем дело. Я, Коля, тебя жалею. Ты только не пугай меня. Ты кто на самом деле?
Голиков заорал:
— Водки!.. Водки!..
Одни эти слова подействовали на Зябликова успокаивающе. Он вытащил Голикова из кухни, как все равно больного, и они разом оба, похожие на покойников, выпили залпом все, что было.
Голиков, очумленный, сел в кресло и хриплым голосом рассказал своему Мишеньке, который как-то сразу стал его закадычным другом, все.
Под конец Зябликов встал в позу Аристотеля и изрек:
— Коля, ты только с этим к ученым не ходи. Замордуют. И к экстрасенсам тоже — ни-ни. И вообще помалкивай. Ученые примут тебя за психопата, духовные — за беса.
— Что же делать?
— Да живи, как живется, Коля… Как можешь… Только научись свою тень скрывать… Знаешь, я растерялся, а иной еще прибьет тебя…
— Как скрывать?!!
— Научись…
— Да я больше боюсь, что она меня съест… Вберет в себя… Проглотит… Я сам тенью стану… А она — живым существом! — истерично проговорил Голиков.
— Ладно… Ты мне дурдом не устраивай…
Но Зябликов все-таки осторожно покосился — тени не было.
Расстались друзья почему-то холодно.
Для Голикова началась новая жизнь. Тень свою от людей он прятал. Если появлялась, отскакивал, шарахался, убегал в угол какой-нибудь, где тень не падала. Картинки его, между прочим, стали продаваться еще лучше. Голикову показалось, что в этом ему подмогнула тень. Такая ситуация напугала его, и деньги за картины он старался быстрее потратить или отдать друзьям — от беды подальше.
Тень уже не росла, а становилась как-то субстанциональней и живей. Даже чуть-чуть самостоятельней.
Голиков наконец не выдержал и обратился к специалисту по сверхъестественному. Эксперт был полутайный, как бы подлинный, и адрес вручил ему переменивший свою точку зрения Зябликов.
Эксперт, высокий старик, похожий на спятившего зрелого Дон Кихота, встретил его ласково и с чаем.
— Денег за духовные услуги не беру. Богом это запрещено, — ободрительно сказал он.
Голиков все рассказал. Эксперт помолчал минут десять. Потом сухо заявил:
— Случай — не вашего ума дело, Голиков. Причины и суть не могу вам поведать, потому что все равно не вместите, а если вместите, то умрете. Одно только могу посоветовать: живите как ни в чем не бывало. Плюньте на вашу тень. Непосредственной угрозы для вашей земной жизни она не представляет.
У Голикова потяжелели ноги:
— А для неземной?
Эксперт развел руками.
— Здесь очень много вариантов и возможностей. Не забивайте себе голову неземной жизнью. Не вы там хозяин.
…Голиков не стал забивать.
«Я существо невечное, — размышлял он, — что мне о вечности заботиться. Но все-таки боязно». Страх, хоть и мелкий, был, но под рукой на этот случай всегда была водка.
И наконец счастье улыбнулось ему. Не все коту побои. Встретил девушку. И где-то ее полюбил. Жену пришлось бросить.
Лена была существо нежное, впечатлительное и трусливое. Единственное, чего она не понимала, — это то, почему и за что она попала на этот свет. Голиков так в нее влюбился, что в пылу любовной горячки почти забыл о своей тени. А зря.
На третий день уже постельного их бытия Лена, проснувшись, увидела тень приподнявшегося над нею Голикова. Тень была до безобразия сверхъестественной и зримой. Леночка, которая улицу-то переходить всегда побаивалась, потеряла сознание. Обморок был глубок, но жизнь не задел.
Очнувшись, Лена собралась с духом и попросила его покинуть эту квартиру раз и навсегда.
«Я не за него, а за эту тень выйду замуж, если с ним буду жить», — пробормотала она про себя.
И потом подошла к зеркалу, любуясь своим существованием.
Голиков, сколько ей ни звонил, получал один ответ: «Я девушка нежная, трусливая и за сумасшедшую тень замуж не выйду».
Это окончательно сломило Голикова. Он запил, да так, что непрерывно пил всю оставшуюся жизнь и после смерти тоже.
Читатели
Семен Аркадьевич Глубоководов был, насколько он себя помнил, писателем, но помнил он себя не всегда.
Жил и творил он еще в советское время, особенно в 70-е годы. Писал о героях труда, хотя, если говорить прямо, были они у него со странностями. Из книги в книгу кочевал у Глубоководова главноособенный персонаж его произведений — Никита Корягин. Кочевал он неизменно со своей супругой Викторией Гавриловной и со своей сестрой Ангелиной…
