И в конечном итоге Артём Карлыч тоже исчез.
Возможно, туда же, куда исчезли видения.
Ревность
— Или я, или она! — истерично заявила своему любовнику, молодому ещё профессору-лингвисту Валентину Маркову, Катя Самойлова, пышная женщина лет тридцати.
События происходили в уютной, но небольшой квартире учёного около Патриарших прудов. «Она» между тем изнеженно лежала на диване и никак не реагировала на крик.
— Ты видишь, какая она сволочь, — продолжала Катя, посинев от возбуждения. — Она признаёт только тебя. Только на твои слова она реагирует. А на меня ей наплевать!
— Но ты пойми, в конце концов, Катя, — горячо возражал профессор, нервно сидя на стуле. — Ведь вполне можно совместить наши отношения.
— Ни за что, ни за что! — был визгливый ответ.
— Ну почему же «ни за что»! Ты хоть вдумайся в абсурдность ситуации!
— Я сказала: нет!
— Объясни!
— Потому что эта стерва меня не любит, она любит только тебя! Если бы она любила меня хотя бы на одну сотую того, как она обожает тебя, я бы согласилась!
— Ну, знаешь, она всё-таки тебе симпатизирует…
— Да ну?!. Ты что, издеваешься?!
— Я же не могу её заставить любить и тебя!
— Как хочешь. С меня хватит! Это уже длится целый год, и мои нервы подорваны. Эта тварь лезет в твою кровать, даже когда мы вместе…
— Не смей её так называть!
Наконец «эта тварь» с лёгким любопытством, но лениво подняла голову на шум. То была роскошная персидская кошечка, три года от роду.
— Проснулась! — с негодованием вскрикнула Катя, бросив звериный взгляд на кошку, и продолжала:
— Дело не в том, наконец, что она так привязана к тебе, суть в том, что ты её любишь гораздо сильнее, чем любишь меня… Да, да… не спорь! Ты её обожаешь, боготворишь, ты не можешь жить без неё, тебе становится плохо, если ты долго не видишь её… и при этом эта тварь не считает меня за человека, игнорирует, она ни разу за весь год не приласкалась ко мне и даже шипит, когда я протяну к ней руку…
— Преувеличиваешь…
— Всё! Даю три дня. Если ты через три дня не вышвырнешь эту скотину из квартиры, то меня ты больше никогда не увидишь!
— Значит, ультиматум?
— Именно. Или я, или она.
Киска зевнула. Катя по-мужски хлопнула дверью и ушла. В квартире сразу стало тихо. Валентин остался один. Он сел на диван рядом с кошечкой (её, кстати, звали Мурлышка) и глубоко задумался. Кошечку он и правда давно и самобытно любил, и она платила ему бездонной преданностью. Профессор жил один, и Мурлышка скрашивала его нелёгкую научную жизнь. Когда он был в постели, она ложилась около его лица, пела нежные песенки и целовалась-лизалась, как и положено их племени. Если он был болен — она вылечивала его не хуже, а может быть, и лучше докторов. Она ложилась и согревала больное место, и её тайные невидимые волны любви странным образом спасали его.
Когда профессор работал, писал за столом, она никогда не мешала ему, располагалась под настольной лампой, дремала и внутренним глазом помогала ему. Иногда движением лапы одобряла его манускрипты. Некоторым недостатком было отсутствие человеческой речи, но профессор по своему характеру был весьма тяжеловат и молчалив и не страдал поэтому от такого отсутствия. Главное, что эта кошка, эта Мурлышка, не только любила его, но и вносила в его душу странный покой. К тому же она иногда вдруг взглядывала на него совсем по-человечески и влюблённо. Ему даже становилось страшно от такого взгляда, тем более он вспоминал, что кошки, как считали в древности, были в дружбе с богами.
Когда «она» присутствовала — ему казалось, что в мире не произойдёт ничего страшного, а если в конце концов что-то и произойдёт, например, собственная смерть, то мерцание глаз кошки и её мудрое примирение с силой природы уведёт его душу в более или менее благополучное, тихое, пусть и мудрёное место. А мудрость Валентин признавал.
Поглаживая Мурлышку, он решил:
— Кате — нет, кошке — да!
Сначала он сам немного испугался этого решения. Ведь он где-то любил Катю и был по-своему привязан к ней. Поэтому Валентина испугала неординарность такого решения, его даже загадочность, дескать, вот те на, променял человека, тем более женщину, на кошку.
«Не сошёл ли я тихонечко с ума», — подумал Валентин и взглянул на Мурлышку.
Но потом взял себя в руки и тут же подвёл логику, чтоб успокоить себя:
— Ну, во-первых, Катя слишком шумна и суетлива, — он вздохнул. — Во-вторых, можно, в конце концов, найти другую Катю, а где я найду такую Мурлышку?! Кошки разные, а эта особая, какая-то запредельная, не отсюда. Кстати, вчера ведь я видел такое… такое… что если б не Мурлышка, у меня был бы истерический срыв. Наконец, если б я нашёл такую же Катю, как Мурлышка, хотя бы частично как Мурлышка, она бы поняла всё, и мы втроём зажили бы совсем как в райку. Но такой Кати в наличии нет. Значит, вывод ясен.
Вскоре он позвонил своей любовнице и ошарашил её отказом.
В результате произошёл высший скандал.
Катя, закруженная яростью, всем подряд рассказывала, что её бывший любовник — идиот, что он любит кошку больше себя и что вообще он, на самом деле — подозрительный тип, в общественном смысле, конечно.
Слух, обрастая, дошёл даже до университета, где работал Валентин. Ректор, изумлённый, решил с ним проясниться по этому поводу.
— Говорят, что вы понимаете кошачий язык, профессор, — дипломатично начал ректор.
Валентин фыркнул, почти по-кошачьи, но ничего не ответил. Ректор испугался и отскочил. Впрочем, научная и педагогическая репутация Валентина была безупречна, и секретарша ректора, молодое, интеллигентное, но нервное существо, стала крайне возмущаться, когда при ней преподаватели на что-то прозрачно намекали, в смысле Маркова и кошки.
— Отстаньте вы от этой ситуации, отстаньте, — говорила секретарша. — Дайте человеку жить, как он хочет! Ну, любит он кошек, ну и что?!
— Ничего себе «ну и что»! — качали головой седовласые учёные.
— Он ведь любит их духовной любовью, а не какой-нибудь пошлой, уверяла она.
— Это ещё надо доказать, — шепнул однажды кто-то из угла.
Но в общем, сплетни и слухи вскоре затихли. Жизнь вошла в обычную колею.
На следующий год Маркова направили в командировку в Индию, в сверхзагадочную древнюю страну. Он прихватил с собой Мурлышку. В Индии он целенаправленно познакомился со старым гуру, который, кстати, знал многие таинственные мантры и как их произносить.
— Когда ваше любимое животное будет умирать, произносите над ним эти мантры, — и он передал их профессору, пояснив и тихонько коснувшись его рукой, — и ваша любимица приобретёт новое рождение в виде разумного существа, не хуже, чем мы с вами, — и гуру улыбнулся…
