Юлик наконец понял: трупом они называют человека. А Горький здесь притом, потому что сказал: человек — это звучит гордо. Значит, и труп — тоже звучит гордо.
И он высказал эту мысль.
— Как верно сказал-то! Как верно! — подскочил откуда-то взявшийся Шептун, которого Юлий перенес. — Сразу видно, новенький — наш человек! Враг такого не скажет! — и Слава полез целовать Юлия.
Спросонья у Юлия не было воли его сбросить, но он все-таки рыкнул слегка:
— Да не ваш я! Не ваш!
…Собрали завтрак. Уселись трое: Шептун, Нарцисс в гробу и воющий. Четвертым стал Юлик. Он и припас водку. Остальные к этому времени ушли.
— Скудно живете, ребяты, — сурово сказал Юлик после первой.
— Да откуда богатство-то здесь, — проскулил Шептун.
— Да и ну его, богатство! Зачем оно?! — добавил Роман. — Мне лишь бы умереть почти.
— Народ у нас в подвале, конечно, мечтает о безскудности, даже вырваться некоторые хотят, но далеко не все, другие считают себя людьми конца, — объяснил Коля воющий.
— На конец света надеются! — зарычал Юлий. — Вот таких пороть надо!
— Что-то вы такой лихой, все пороть да давить, небось из олигархов уволили? — спросил Коля.
Юлий одумался.
— Да я от нервов так. Нервы стали никудышные.
— Если от нервов, то это ничего, — согласно кивнул Шептун. — У нас тут подлечишься. Обстановка здесь более здоровая, чем наверху.
— Тем более Дама помогала, — вставил Нарцисс в гробу, — даже пиры здесь закатывала.
Юлий отнес «Даму» и «пиры» к бреду, к глюку обитателей и не счел нужным переспросить.
После третьего малюсенького стаканчика Посеев решил, что пришло время узнать о главном:
— А старички-то, пенсионеры глубокие, у вас бывают? — Сначала все замерли, удивившись, но потом ничего.
— А как же, бывают, куда они денутся!
— А вы что же, — спросил вдруг воющий, — к старичкам какую-то страсть, что ли, имеете?
Но Колю толкнули в бок.
— А что? — приосанился он. — Вы, новенький, не обижайтесь: бывает сейчас такое время голубенькое.
Юлий сгоряча хотел дать в морду, но стерпел из-за дела. Но тут вылез Нарцисс в гробу:
— Вот у нас тут, примерно, Никита бывал. Видно, что человек в возрасте. Но его никто не понимал.
Юлий возликовал от такой легкой удачи и забыл о несправедливой обиде. «Сам Никита мне в лапы лезет», — подумал он.
— Бывал? А где же он теперь?
— Хи-хи-хи! — прямо-таки запищал от радости Коля. — Я же говорил: вас тянет на старичков. Я хоть и вою, но наблюдательный!
«Этот паразит всю линию сбивает», — проскрипел в уме Юлий.
— Это потому что старички — перед смертию. Потому их жалеть надо, — вставил Нарцисс в гробу.
У Юлия закружилась голова.
— Где Никита?! — заорал он, точно сорвавшись с цепи, чувствуя, что с этими субъектами он может потерять свой здоровый человеческий разум.
А разум Юлий любил идеологически, потому что Крушуев часто ему твердил, что организация ведет борьбу во славу человеческого разума. Все прямо окаменели.
— Он и вправду старикашкофил, — пробормотал Шептун. — Ух, тараканище…
Но Нарцисс в гробу открылся:
— Никита уже давно не приходит. Скрылся пока.
— Как не приходит? — У Юлия даже голос дрогнул. Нарцисс в гробу на это подмигнул Шептуну.
— Да просто не приходит, — ответил Роман. — Мало ли какие у него дела… Он вас не ждал с объятьями, — тихонько съязвил Нарцисс.
— Но, может, он придет скоро, сам по себе, — заявил Коля. — У него расписания ведь нет!
— А откуда же он приходит? — спросил Юлий.
— Ну это ж никто не знает, — развел руками Шептун. — Но похоже, что с того свету.
— Старичок, да еще с того свету! Кому такие нужны?! — вскрикнул Коля воющий. — Не пугай гостя! Отобьешь ведь охоту!
Юлий опять скрипнул умом, но решил, что такая версия ему только на пользу: для маскировки.
— Вас-то как зовут, наконец? — спросил Шептун. — Когда вы меня переносили, я забыл спросить.
— Александром меня зовут, — сурово ответил Юлий.
— Ну, Александр так Александр, — миролюбиво согласился Шептун. — Будем друзьями.
Юлий задумался: «Надо здесь пожить и подождать. Может быть, сам и появится в один прекрасный день».
Глава 17
Одним утром особенно разбушевалось солнце. Оно палило так, будто хотело сгореть. И Таня проснулась в своей комнатке. «Жить… жить… жить!» — было первой ее мыслью.
Быстро вскочила с постели и так, в ночной рубашке, побежала к большому зеркалу — в столовую. Но потом устыдилась: «Не жить, а быть, быть… Я была и во сне… где-то даже в глубинном сне», — мелькнуло в ее сознании. Но избежать своего отражения не удалось — и у нее всегда замирало сердце при этом, как от удара нездешним хлыстом. Отражение увиделось в зеркале, как внезапный восход солнца, как чудо…
«А я красива, — подумала она, глядя на себя: была она в зеркале во весь рост. — Но неужели это я? Совершенно очевидно, что это маска, но родная маска, в которой чуть-чуть присутствует то, что за ней, — и она усмехнулась в зеркало. — Черты лица женственны, но в тайне андрогинны… Ну ладно… Здравствуй, Таня, моя маска!» Начался день.
Она почувствовала, что сходит с ума от радости за свое существование, от любви к себе. Но это было хорошее сумасшествие, и она контролировала его.
Поэтому, когда, помывшись, накинув халат, она села в кресло, то немного опомнилась: эта любовь была не та, не любовь к высшему Я, и Его — к чистому Сознанию. Когда ей удавалось (не так уж часто) входить в это абсолютное состояние — там все было совершенно другое, чем здесь, на этом берегу. Там было очищенное от земного бреда Я, глубинное, недосягаемое для скорби, поток света и сознания в самом себе, совершенно другая Радость, и кроме того, ясное понимание того, что это — Вечность, что это состояние не подвержено смерти и времени. И поэтому оно такое бездонно-спокойное, нет страха и нет связи с этим смертным миром. Бессмертие — просто свойство этого состояния, как прозрачность — свойство воды. И это ясно чувствуется, когда это состояние присутствует. А если в него часто входить, закрепить, то ты останешься в нем «после смерти», которая в этом случае ничего не изменит в тебе. Смерть исчезнет, как сон, потому что ты будешь в вечном состоянии. Высшие индусы на протяжении тысячелетий отлично сохранили это сокровище, и они не ошибались даже в деталях, это очевидно из личного опыта, чего надо еще достигать, кроме Вечного Бытия?
Ты в абсолютной безопасности и в то же время — это ты. Ты — в своем истинном Я, а не в ложном, не в «эго». То, что этому нет земного имени и формы — только во славу, любая форма, любое тело, даже тончайшее, рано или поздно гибнет. Все, что не в океане Абсолюта, все, что в относительном мире, — исчезает. Зачем же тогда любить, быть привязанным к своему телу, которое все равно истлеет? Или к своему временному, маленькому «я», к «эго»? Нельзя себя распускать в этом плане. «Это очевидно, — думала Таня, неподвижно сосредоточившись в своем кресле. — Но на практике, действительно, это не так-то просто. Во-первых, для того чтобы реализовать это состояние, нужен дар. Ведь это то же самое, что сделать прыжок от человеческого обычного сознания к принципиально другому, вечному. Это не более и не менее, как переход от мира к Богу, или, по крайней мере, к Вечности, прыжок через пропасть, отделяющую мир от Абсолютной Реальности. Потенциально такая возможность дана человеку, как архетипу, как образу и подобию Божию, но практически в современном мире — это очень редкий дар, даже в Индии. Есть ведь много промежуточных духовных состояний и иерархий. Только при наличии этого дара можно практиковать, но нужны знания, воля, способность к концентрации и усилия. Почему этот дар есть у нее? Непонятно. Действительно, дух дышит, где хочет», — усмехнулась она.
