Но Никита пришел.
Все было как обычно. Как только Никита вошел в квартиру, он тут же вскрикнул: «Мне бежать!» Но не побежал, а сел в кресло. Кресел вообще в квартире Семена, бывшего трупом, было много. Семен только хотел предложить Никите выпить, но тут пробежала мышь. И Никита на это внезапно захохотал. Мышь не удивила Семена, но хохот Никиты озадачил его. К тому же Никита потом улыбнулся, и это еще более озадачило Семена. В улыбке не было никакого просветления, хотя бы минимального, которое озаряет даже улыбку детоубийцы. Никита же улыбнулся просто вне всякой реальности — и внешней, и внутренней. Это круто почувствовал оживший Семен. И не мышь вовсе Никиту рассмешила, а бог знает что. Тем более что Никита отродясь (но неизвестно было, в каком тысячелетии он родился) не воспринимал тех животных, которые живут при нас, как будто по мере приближения к будущему все эти животные перемерли. Было такое впечатление, что он их ощущает, как мы бы восприняли виртуальных птеродактилей. Тогда что же его рассмешило и чему он улыбался?
Семен не долго ломал себе голову. Он просто вдруг высказался, что хочет устроить прощальный ужин своему трупу, который вышел из него и где-то бродит сейчас по квартире. И особенно ему, Семену, хочется, перед тем как шепнуть своему трупу «до свиданья», «до встречи в могиле», станцевать с ним по-хорошему, причем лихо станцевать, но весело. Никита, вообще говоря, понимал русский язык, но чуть по-своему. Он, вроде, обрадовался предложению Семена и закивал головой. Но в действительности Семен все больше чувствовал, что труп растворился в нем, но, с другой стороны, эти странные тени — чьи они были в конце концов? Неизвестно! «Скорее, они были не тени, а призраки», — подумал Семен. Но он был не прочь станцевать и с призраком своего трупа или с его двойником. Надо же было как-то отпраздновать свою победу. Но призрака, даже бродящего по квартире, не всегда можно найти. И тогда Никита привстал и предложил себя. Дескать, «станцуем вместе, чего гордиться горем», — сказал он.
— Потерять труп — это плохо, очень плохо, могила будет пуста, а на луне могил нет, — пробормотал Никита, — жалко труп.
Семен хватил водки, совсем немного, и они стали танцевать — простой разгульный человек и по-своему реальный старичок из пятого или седьмого тысячелетия нашей эры, кто его точно знает. Танцуя с Никитой, Семен не раз приближал свое лицо к будущему, ощущал его тело и дыхание. И вот тогда Семен окончательно обалдел, и, может быть, навек. Благодаря своей исключительной интуиции, Семен вдруг почувствовал, что тело старика словно пустое, но не то чтобы в буквальном смысле, а какая-то существенная неопределимая стихия нашего тела в нем отсутствует.
И глаза старичка странно менялись, то в них мелькала детская простота, то бабья нежность, то ученость, то поэзия, то испуг — и все это слегка, моментами, и тут же исчезает, проходит, как мираж столетий. В самих же себе эти глаза оставались леденящими, неподвижными и безразличными ко всему, смотрелись страшно в безумии своего покоя.
«Король, он — король! Как я раньше не догадался!» — вскрикнул про себя Семен.
Глава 21
Следующим утром Семен еще спал, с измененным нутром, как раздался истерический звонок в дверь. Кружалов открыл, хотя был в одних трусах. Как вихрь, в квартиру ворвался Павел — приехал с дачи, еще тепленький после ночной встречи с Безлунным.
— Не узнаете разве? — с отчаяньем в голосе сказал Павел. — Я от Марины и от Черепова! Помните, еще у Марины встречались?
— Да все я помню, — угрюмо сказал Семен, натягивая одежонки. — Раз от Марины, то проходите.
— Мне о вас столько рассказывали, — добавил Далинин. Семен промолчал. Сели.
Но Кружалов сразу взял быка за рога.
— Хочу вас предупредить, Павлик, что труп из меня вышел, — без обиняков, с народной прямотой высказался Семен и высморкался. — С помощью Марины. Если вы надеялись на мою трупность, то зря тратили время.
Павел прямо подпрыгнул.
— Что вы, что вы, Семен! — вскрикнул он. — Меня больше всего привлекало то, что вы из простого народа, а контакт у вас с нами полный! Конечно, Марина подсказала, но ведь какую же нужно интуицию иметь, какое свое нутро!
— Нутро у нас есть. Вы вот диковатого старичка зря не заметили…
— Я всех замечаю таких. Не только в вашем подвале… И Егор Корнеев, мой друг, тоже…
— Тогда мы с вами завсегда друзья. Образование ваше не помеха, главное — нутро…
— В этом случае я тоже буду прям, как военнослужащий все равно. Хочу видеть Никиту!
— Никиту?! Он — король, настоящий король! — И что? — Он был у меня, но не вышло. В смущение меня ввел.
— Так что, он не придет теперь к вам??!
Выяснилось, что вряд ли придет. Павел беспомощно развел руками, но Семен, хмуря брови, мрачно утешил его.
— Художника в подвале помнишь? — сказал он. — Так тот все знает. Хотя, где Никита живет и живет ли он вообще — про это, конечно, никто не знает. Но есть тут дурачок один, смехун, который часто ни с того ни с сего хохочет. Но не плачет потом, не подумай, — добавил Семен. — Похохочет себе и вроде бы успокоится. Так вот Никита к нему симпатию имел. Их редко, но видели вместе. И художник наш знает, где живет смехун этот, потому что был у него из-за какой-то картины, которая валялась у смехуна под кроватью где-то. Художник наш не так уж часто, но заходит в подвал, ночует, любит там все: и сырость, и картины, и людей, и крыс. Он у нас часто рисует в темноте, не видя ничего. Говорят, такой способ рисовать есть. Он и выставки какого-то Самохеева у нас устраивает, картинки страшные в подвале висят, но Самохеев этот никому и нигде не известен, его не продашь, — разговорился вдруг Семен, — хотя наш-то считает его гением. Нашего звать Всеволодом, сирота он.
По мере углубления в разговор Паша удивлялся: трупность действительно исчезла и мрачности меньше от этого.
Трупность, решил Павел, ушла куда-то внутрь, растворилась в нутре, словно какое пиво или квас.
— Вы помягчели как-то, Семен, стали разговорчивей. На труп это не похоже, — заметил Павел.
— Нет, просто во мне теперь другое, — вздохнул Семен. Но Павел «другое» не заметил, решив уйти, бежать, но не в подвал, а сначала к Егору. Как это он позабыл о нем сейчас, они ведь на равных, а к Марине идти страшно, да и не надо, а Егор все соединит. Надо хотя бы ему все рассказать о новом лике Безлунного, хотя, может быть, это был сон, но пророческий, поэтому в нем все равно истина, сон это или нет.
Павел опять ошеломленно посмотрел на Семена, упомянул снова Никиту. На это Семен только покачал головой, и Павлу было непонятно, почему он называет Никиту «королем». К тому же слышал ли он от Марины версию о Никите как о госте из грядущего? Непохоже было. Расстались чересчур весело, но Павел тут же поехал к Корнееву.
…Егор все эти дни тоже пребывал не в забвении. «Психопат из будущего» не так уж занимал его. Но все эти вихри жизни и времени все больше и больше возбуждали в нем желание увидеть себя перед концом мира, перед концом времен и всех космических циклов в конечном итоге.
