В дверях Сучков крепко пожал Вадиму руку и прошептал:
— Только сообщите, где вы будете.
…На следующий день к Листову явилась Ниночка. Вадим был в растерянности, но всё рассказал. Ниночка испугалась, но не настолько, чтобы бежать.
— Куда ты побежишь, Вадим? У меня и у твоих всё переполнено. Скажешь причину — обхохочут. Да и спать негде. Кругом одни родственники.
Вадим с радостью кивнул головой: он был слишком инертен, чтобы бежать из дому. Нина, как могла, его успокаивала:
— Тебе, может, приснилось всё это. Знаешь, бывают сны наяву. Нам надо с тобой переменить образ жизни и поменьше спать. А то доспимся до того, что будем путать, где мы находимся — во сне или наяву. И гимнастику надо по утрам делать, Вадимчик мой, гимнастику. — И они стали меньше спать и по утрам практиковали физкультуру. Нина даже настаивала, чтоб скорее оформить брак:
— У женатых меньше глюков, Вадимчик.
Вадим всё-таки потребовал, чтоб вместе сходить на восьмой этаж: проверить.
Набрались решимости и пошли.
С трепетом Вадим вышел из лифта… За ним — Ниночка. Стены и углы психологически были пугающе пустынны — так почувствовал Вадим. Но их встретили обычные, неразговорчивые, правда, рабочие. Всё было не так, как в тот раз. Тех — близко не было. Вовсю шёл ремонт, и этаж действительно купил новый русский. Вадим тревожно вглядывался в лица рабочих, думая: вот-вот обнаружу прежних. Один раз ему показался даже взгляд Саргуна, и он пробормотал это имя, но никто не среагировал.
— Ну, вот видишь, вот видишь! — верещала обрадованная Ниночка.
Когда уже собрались уходить, Вадим тупо спросил у пожилого рабочего:
— Что так медленно идёт ремонт?
— У нас три человека за это время померло, — был ответ.
Вадим вздрогнул:
— От чего?
Пожилой рабочий рассердился:
— От чего да от чего! Что вы суёте нос в чужую смерть, товарищ!
Но остолбеневший Вадим не обратил внимания на это забытое слово «товарищ». Когда вернулись в лифт, он с ужасом пробормотал:
— Уже трое, трое умерли!
Нина не поддержала его:
— Да от запоя скончались, наверное, Вадим! Никакой тайной тут не пахнет. Мы с тобой тоже умрём, какая ж в этом тайна?
У Вадима остался всё-таки тревожно-нелепый осадок на душе, но бежать он не решался. «Лучше спать, чем бежать», — упрямо думал он.
Сучков звонил, уговаривал, ругался — но всё напрасно.
Между тем шли дни. Не так уж и много дней прошло. Как-то раз Ниночка не ночевала у Вадима: её родитель приболел. Листов долго спал, но никаких снов не видел: одна пустота. Утром вяло вышел на кухню — приготовить чай. И вдруг заорал нечеловеческим голосом. Что-то случилось с ним внутри. Это «что-то» было вторжением огромной, жуткой, чужой души, которая медленно входила в него, вытесняя его сознание. Он терял контроль над собственным телом, но главное — исчезало, уходило куда-то его «я»…
…Через полчаса из квартиры Листова вышел человек, внешне похожий на него. Однако даже в этом «внешнем» было что-то не то. Но самое страшное — глаза, глаза были уже не Листова, их выражение, сам взгляд был до жути каменным и не походил на взгляд ни человека, ни животного…
Девочка-соседка, увидевшая «его» в коридоре, закричала дурным голосом. И через мгновение девочку охватило холодное чувство, что ей всё снится и всё приснилось: и этот мир, и её собственное рождение, и спина этого уходящего человека, которого она знала под фамилией Листов. Человек этот спустился на восьмой этаж. Так же медленно вышел из лифта и пошёл внутрь, в квартиру, которую когда-то посетил испустивший свой дух и оставивший своё тело в чужие руки Вадим Листов…
Из квартиры донеслось несколько странных звуков, в которых различимо было слово «Ромес». Может быть, так звали этого человека, похожего на Листова. Через час он вышел оттуда и направился обратно, к себе, то есть в квартиру Вадима. Там уже в недоумении сидела Ниночка: где, мол, Вадим?
Дверь медленно открылась, и он вошёл.
Ниночка дико завизжала, как перепуганная рысь, не своим голосом.
Это был Вадим и в то же время не Вадим. Движения, а главное — глаза, глаза были чудовищно другими. Это было иное существо, а не Вадим. Это «иное» подошло к упавшей на постель Ниночке. И, отсутствующе взглянув, почесало Ниночку за ушком. Нина потеряла сознание.
…Вскоре «Ромес» вышел из квартиры. На улице люди, как всегда, спешили, но наиболее чуткие вздрагивали, приближаясь к нему… «Ромес» взял машину и ясно выговорил случайному водителю:
— Шереметьево-2.
Водитель думал только о деньгах и ничего не заметил. «Ромес» молчал, единственно — вынул из внутреннего кармана пиджака заграничный паспорт и как будто проверил его. В аэропорту мертвенно-спокойно он прошёл весь контроль. Направление его было: Южная Америка, Перу.
…Ниночка очнулась, когда в дверь настойчиво звонили.
Пугаясь стульев и любого шевеления, она открыла, так как услышала голос знакомого ей Сучкова.
Сучков вломился со старичком, тем самым блаженным и прозорливым.
Ниночку в полуобморочном состоянии отправили на «Скорой помощи» в больницу. Она только бормотала: «Ушко… ушко… ушко!»
…Через час Сучков со старичком (вид у него был совсем непритязательный) сидели в уютном кафе в центре Москвы.
Блаженный старичок за кофеём поучал Сучкова.
— Как же вы так промахнулись, Семён Палыч?.. Не ожидал я от вас этого…
Сучков краснел и потел.
— Да, проморгали вы, проморгали. А такое проморгать нельзя… Слава Богу, что этот «Ромес» укатил от нас, из Рассеи… В Перу…
— В Перу? — удивился Сучков.
Блаженный старичок так захохотал, что пролил кофе.
— Да вы что, Семён Палыч… Это по паспорту — в Перу.
— А на самом деле?
— А на самом деле после Перу окажется он в одной очень далёкой стране… Стране счастливых каннибалов… Вот где! — старичок опять расхохотался. — Ни на какой географической карте вы такую страну не найдёте… Но там он развернётся, ох развернётся, родной…
Сучков завыл.
— Однако восьмой этаж мы почистим, — с доброй улыбкой заметил прозорливый старичок. — Это вполне в наших силах. Хотя будет трудно.
— А как же Вадим? — робко спросил Сучков. — Его душа, в смысле…
— Это уже не наша забота, Семён Палыч. Он умер, бестелесно, так сказать. Но, надеюсь, ему повезёт. А наше дело теперь — прогнать нечисть с восьмого этажа. О них, впрочем, «нечисть» сказать мало. Слишком крупные и сложные существа. Но я и не таких видывал, — добродушно закончил старичок.
Стуки и страхи
Альфред Копылов, мужчина средних лет и в меру разбогатевший, проживал со своей супругой Ниной в пятикомнатной квартире, отделанной в согласии с европейским ремонтом, близ центра Москвы.
