Петя угрюмо молчал. Но зато из-за какой-то занавески выскочил вдруг дед Игорь и мимоходом крикнул:
— Мишук-то хочет наружу. Гости ему понравились!
Все переглянулись. Повеяло холодом. Но Алла знала — ничего не случится. Ксюша испугалась, вздрогнула спинка, но только потому, что всегда внутренне наслаждалась своим страхом. И еще больше нежнела к себе, да и к другим, близким… «Где сейчас Стасик? — тоскливо подумала Аллочка. — И все-таки не мог меня по-хорошему разлюбить, все со скандалом надо, да еще метафизическим. Впрочем, умом ничего не понять. А здесь выпить-то и то не дадут…»
— Игорь Михеич, не шали! — строго оборвал ситуацию Петр Петрович.
Ксюша вдруг рассердилась:
— Хаоса у вас мало! И смерть свою вы не любите!
Потаповы обомлели, как будто даже ростом стали помельче. А дед Игорь убег.
— Если бы вы не были от Лены, мы бы вас выставили за такие обидные слова, — произнес Петр Петрович, и губы его скуксились.
— Они, наверное, намекают, что Миша-де может смерть наслать, если он людей уродами от своей мысли делает, пущай и на время, — разволновалась бабуся Любовь Матвеевна. — Стыдно вам, в смерти Миша наш не волен, смерть, она от Бога, а не от Миши. Мишуня только на жисть влияет, а не на иное. Образованные, а таких вещей не понимаете…
Алла расхохоталась, почти надрывно.
— Да все мы понимаем… Сестричка моя имела в виду, что нет в вас сексуального влечения к смерти. Оттого вы и ординарные, несмотря на вашего Мишуню.
Петр Петрович далее привстал. Побледнел так и опять произнес:
— Если бы вы не от Лены, то попросил бы вас уйти из нашего дома.
Остальные Потаповы не привстали, а как-то опустились вниз. Но Алла успела шепнуть Ксюше: «Я одурела от этого Мишуни, я больше не могу, к тому же он подвывает взаперти, мы же не за этим воем пришли, Ксю».
Алла знала, что может здесь многое себе позволить, ибо у Потаповых они защищены именем Лены Дементьевой. А почему так — это, в конце концов, не важно.
Старушка, впрочем, при словах «сексуальное влечение к смерти» поджала губки и покраснела, как девушка. А вслух прошептала: «Ну и сестрички».
Алла встала и, посмотрев на несчастную и ставшую как бы меньше ростом Евдокию Васильевну, сказала:
— Ну извините вы нас, если что не так. Мы к вам с добром пришли.
Ксюша вступилась за сестру:
— Конечно. Мы только добра и ждем. Зачем нам зло?
Постепенно все как-то улеглось. Евдокия хотела предложить даже чаю, но вспомнила, что Сама не велела.
Старушка невзначай и буркнула:
— Сколько раз Леночка предлагала Мишуню к батюшке одному в церковь сводить, но родители, — и старушка взглянула на Петра Петровича, — не хотят, говорят, все равно не поможет, мол, дело Мишуни особенное. Но Леночка говорила им, почему же не попробовать…
Алла заметила:
— Конечно, Лена права, попытка не пытка, в Средние века, когда вера в людях была на уровне, Мишу, может быть, и спасли бы. Хотя, конечно, прорывы его, думаю, не от дьявола, дело еще мудреней и сугубо личное, но помочь до какой-то степени все равно бы смогли.
Ксюша не удержалась:
— Оно-то конечно, но если только не попался бы в объятия какому-нибудь чересчур любвеобильному инквизитору, из Испании к примеру… Костер из плохих мыслей пылал бы тогда.
Алла сделала Ксюшеньке знак: помолчи, в конце концов.
Глава 9
Сама вошла незаметно, тихой сапой. Просто возникла за столом, где сидели Потаповы и родные сестры.
Потаповых тут же как бензином смыло. Гуськом, гуськом, друг за другом, они исчезли словно в тумане.
Сама между тем впечатляла. Чуть-чуть низенькая, сухонькая, возраста от сорока до семидесяти, на чей вкус, лицо потаенно-живое, но в морщинах, глазки твердые, волевые, но вместе с тем бегающие. Недоступность, но обычная в ней тоже, конечно, была, однако где-то внутри.
Пронзенно взглянув на сестер, она вдруг тихонько спросила их о здоровье. Те удивились и помолчали. Почему-то оказалось, что трудно было начать конкретный разговор — о Стасике. Говорили, что Сама была мастерица на исчезнувших. Некоторые даже возвращались.
— Мы о вас столько наслышаны от Лены, — вздохнула Ксюша. — А почему вы нам покушать-то не разрешаете?
Сама, оскалив молодые зубы, дружелюбно рассмеялась.
— Всего лишь для дисциплины, всего лишь. Хватит вам нежиться в пуху, — она бросила взгляд на Ксюшу.
— Нам Стасика, мужа моего, жалко до ужаса, — внезапно перешла к делу Алла.
— Я осведомлена о вашем Стасике.
«Через Лену, наверное», — подумала Ксюша.
— Мы искали, искали, звонили, — еле сдерживаясь, начала Алла. — И милиция, и косвенно, в основном через третьи руки, к тому же всякие экстрасенсы…
Сама пренебрежительно махнула рукой.
— Надо было бы на особых контактеров выйти, — произнесла Алла.
У Самой поползли вверх брови.
— Не по делу, — сказала она. — Настоящие, высшие контактеры, милая моя, имеют дело с силами и существами, о которых наше убогое человечество не имеет никакого представления. Зачем этим силам Стасик?
Легло молчание.
— Кроме того, — Сама даже сверкнула просветленным взглядом, — многие контактеры сходят с ума. Это банально, но это факт. Они просто не выдерживают даже отдаленного присутствия тех существ, которых они пытаются хотя бы чуть-чуть понять. Они раздавлены, их человеческая гордость попрана более могущественными существами, их ум превращается в круговорот безумия. Немногие выдерживают…
Алла и Ксеня не знали даже, как зовут Саму (если ее вообще как-то звали), но Алла обошлась с ней без имени-отчества.
— Вы знаете, мы обо всем этом прекрасно осведомлены. Мы же из круга Лены.
— А вы знаете, кто стоит за ней? Метафизически?
— Придет время, узнаем.
— Ого!
— И мы знаем, каким образом могут быть полезны контактеры, если говорить о Станиславе.
— Будя, — ответила Сама. — Приступим к делу. Вы руку Стасика принесли?
— Конечно. Мы предупреждены. Отличные изображения линий на всех двух ладонях.
— А изображение личика, о чем тоже говорилось, есть?
— И это есть.
Сама разложила три листа (две ладони и лицо) перед собой, и сосредоточилась, и оцепенела вдруг, неподвижно рассматривая эти изображения.
Замогильная, но наполненная энергией тишина овладела комнатой. Замерли даже мыши.
«Решается судьба Стасика», — подумала Ксения.
