…Станислав уже не был тем Стасиком, с которым познакомился Лютов. Но он смутно догадался сначала позвонить Лютову. И тот откликнулся: приезжайте.
Квартира Лютова отличалась огромностью и роскошью. Как ученый, он часто выезжал на Запад, налаживая там нестранные и странные связи.
Станислава он встретил крайне благожелательно. Взгляд не напрягал, и тогда даже лягушки не боялись его взора.
В прихожей — где-то в сторонке — маячил охранник. Без лишних слов Лютов поманил пальцем Станислава и посоветовал ему тут же поехать с ним на дачу в Загорянке. Станислав полуотсутствующе не возражал.
Ехали в черном лимузине и все время молчали. Водитель тоже молчал. По дороге гаишник, который хотел было свободно оштрафовать, отшатнулся, взглянув вглубь, в салон.
Дача Лютова оказалась не менее роскошной, чем квартира, но какой-то мрачной. Скажем прямо: мрачность, даже некая мрачная прагматичность, затушевывала роскошь.
Лютов сразу же провел Станислава в небольшую узкую комнату, у стен виднелась какая-то аппаратура, но по углам безмолвили пауки.
Оскар Петрович сел в кресло посреди комнаты, а Станислава усадил перед собой на стул. Лютов успел переодеться, и вид его был какой-то оголтело-развязный, но в то же время научный. Впрочем, грубоватое лицо было объято тайными мыслями. Рубашка не была как следует застегнута и висела небрежно на большом животе, и даже ширинка не была застегнута на одну пуговицу.
Лютов ласково посмотрел на Стасика, а потом, подмигнув ему, провозгласил:
— И теперь мы одни во Вселенной,
Полезай-ка, родимец, в гроб.
Пол — головый, румяный, степенный,
Слышишь, сзади хохочет клоп.
Станислав вздрогнул и обернулся, но клопа не увидел. Но еле слышный хохот был.
Станислав взглянул на Лютова.
— Помогите мне, — попросил он.
— В чем же я могу помочь? — поинтересовался Лютов. — Насчет денег — пожалуйста (и он хохотнул). Но если что-нибудь серьезное, то я готов с вниманием выслушать. Я и так вижу, вы попались.
Стасик напрягся и стал вспоминать:
— Я ушел из дома недавно. Мной овладела сила, которую я не могу понять. И потом, мне все кажется чужим, неузнанным, как будто я первый день здесь, в этом мире. Здесь один бред и фантастика. Но у меня есть сон. Я помню, что я здесь был и жил, но это только в сновидении, а не в действительности.
Знаете, сон, который все время возвращается и длится. Тогда я смутно помню, что я, к моему удивлению, был человеком. И у меня все смешалось. На самом деле я не знаю, кто я. Я бреду, подчиненный этой силе. Мне кажется, что она слишком жуткая в своем конце. Я не знаю, куда она меня заведет, и потому мне жутко.
— Ого-го-го! — таков был ответ. — Дело серьезное твое, парень. Вот уж не думал. Надо такое все обмозговать глубоко.
Вместо этого Лютов крикнул, и в комнату вошла худенькая, довольно высокая девушка лет двадцати пяти, с бледным вытянутым лицом. Похоже, что ее ели вампиры.
Она двигала маленький столик на колесах, на котором была водка с куском колбасы для профессора и зеленоватое блюдо с хлебом для Стасика.
— Я Лиза, — обратилась девушка к Стасу. Тот оставался недвижим. Лиза вышла. Лютов хлопнул стакан водки и откусил от батона колбасы.
Для Стасика еда походила на нечто из марсианских водорослей. Но такое шло к нему, к его рту.
После водки Оскар Петрович впал в раздумье.
— Как же тебе помочь? — два раза вырвалось у него.
Стасик смотрел на паука.
— Вот что, — решил Лютов. — Ложитесь спать. Наутро будем действовать.
…Лиза проводила Стаса в маленькую, странно-убогую для такого дома комнатку. Лиза указала на кровать и вдруг вскользь поцеловала Стасика, исчезнув потом за дверью. Станислав не обрадовался, но заснул.
Глава 4
На следующее утро Станислава позвали в гостиную завтракать. Стол на этот раз был роскошный: нежные фрукты, французский коньяк, лягушачьи лапы в соусе, немецкая жирная колбаса, водка. Присутствовал кроме Стасика только Лютов. Прислуживала временами появляющаяся старуха, вся в обносках.
— Дорогой друг, — начал Лютов, налив себе рюмку коньячку, — располагайтесь, кушайте все, что хотите, пейте или не пейте, по вашему усмотрению. Я не сторонник насилия и чту в этом отношении Льва Толстого. А насилие за столом — просто пошлость.
Станислав не совсем покорно покачивал головой.
Лютов откинулся на спинку кресла и погладил себя по брюху.
— Я почти полночи — не поверите — думал о вас. Я секу все эти космологические и патологические состояния — они у меня как на ладони. Но ваше состояние озадачило даже меня. Ты крепко влип, парень…
И Лютов опять опрокинул в себя рюмашечку. Станислав молчаливо ждал.
— И вот к чему я пришел. Единственное, что тебе может помочь, — это отрезание головы.
— Чьей головы? — удивленно спросил Станислав.
— Твоей, Стасик, твоей!
И Лютов поднял палец вверх. Станислав насторожился, даже ушки его внезапно покраснели.
— И что потом? — спросил он.
— Потом пришьем тебе другую. Наука уже позволяет это, через года два-три, думаю, войдет в практику.
— Но с чужой головой это уже буду не я, — собравшись с мыслями, ответил Стасик.
— Не задавайте глупых философских вопросов, — раздраженно возразил Лютов, переходя на «вы».
Он опять откинулся на спинку кресла и из глубины пристально-сурово посмотрел на Станислава.
— Поймите, Стасик, отрезание вашей головы — это ваш единственный светлый путь в будущее. Иначе вы не спасетесь.
Станислав пожал плечами и вяло ткнул вилку в лягушачью лапу.
— На самом деле все очень просто, — продолжал Лютов. — О расходах не беспокойтесь, я все оплачу. Науку не остановишь. И магию тоже.
Лютов вздохнул, вошла старуха с подносом, принесла минеральную воду и тут же убежала.
— Насчет головы все можно уладить. Вам надо продержаться годика два-три. У меня большие связи с заграницей, и я организую вам пересадку головы. Вообще-то лучше всего подобрать для вас голову какого-нибудь кретина из Нью-Йорка. Так будет спокойней.
Такие речи не вывели Стасика из его состояния, но вызвали сомнения и даже легкое беспокойство.
— А что же будет с моей головой? — как-то женственно спросил он. — Кому, вы думаете, ее стоит пришить?
— Да не думайте вы об этом и не волнуйтесь, пожалуйста, — замахал руками Лютов. — Мы ее выкинем. Кому нужна такая голова, как у вас!
Станислав не обиделся, а только задумчиво покачал головой.
