— Сосунок у меня не кормлен. Впадение мое в тело было коротким и сейчас уходит. А иную энергию Гена не воспринимает, мал еще и глуп, потому что научным хочет быть… Ну да ладно…
Даниил напомнил опять о Стасике, об искомом и потерянном.
«Все эти необычайные личности любят впадать в забытье, — мелькнуло в уме у Лены. — И все-таки, все-таки…»
Глаза Филипова озарились другим счастьем, но к Станиславу это не имело отношения.
Все же он высказался довольно твердо, несмотря на распиравшую его дикую радость:
— Скажу искренне, я в это дело впутываться не хочу. И не могу даже. Трупы для меня смешны. Везде есть только жизнь — она просто переливается из одного измерения в другое. А людям кажется, что есть какая-то смерть. Ведь они не видят иные измерения. В каком-то смысле, конечно, смерть есть, но только не в моем.
Лена страстно сказала:
— Помогите!
— Помогу. Я из радости тела сейчас вот только ушел, ни к чему мне это… И вот что: у меня есть Друг. Он может найти Стасика. Потому что у него есть нити ко всем Необычайным Личностям. А тут необычайное лицо… Я ему позвоню, вы люди тоже ведь загадочные, особенно вы, Даниил. А Лена — она даже может по моему пути пойти. Вижу я жажду высшего бытия в ее глазах… Думаете, что я от своего счастья ничего не вижу вокруг? Когда надо — проникаю, будьте здоровы…
Лена с тайной дрожью слушала его: Король бытия проявлял себя потихоньку, и его бытие было явно больше, чем от мира сего.
— Не найдем Стасика, найдем жизнь бесконечную, неуязвимую, — шептала она самой себе.
Филипов встал. Лена бросила взгляд вокруг: гостиная была заброшена, но некоторые вещи поражали роскошью.
Внезапно на небе потемнело, и в гостиную вошел легкий мрак.
Ростислав бросил взгляд на Лену и добренько сказал:
— Посидим еще.
— Может, чайку? — робко спросила Лена. Ростислав сел в кресло и ответил на это предложение:
— Я еще не совсем отключился от тела. А в таком случае, выпив чаю, я буйным становлюсь — когда я близок к телу Пировать как-нибудь потом будем.
Сейчас я вот что хочу сказать, Лена, вам. В принципе, я чувствую, вполне возможно, что через упорный период практики вы могли бы прикоснуться к источнику жизни. Плюньте на богов — когда кончается их космический цикл, они погибают как Боги и падают вниз… иногда на дно Вселенной. Нам нужно только бесконечное бытие, независимо от любых изменений в мирах… Хотя и в мирах побыть с этим вином жизни в самом себе — неплохо. Но и ошибиться можно, сгореть в блаженстве и экстазе.
Он чуть-чуть омрачился.
Лена удивилась такому быстрому переходу. Ростислав, словно уловив ее мысль, по-медвежьи буркнул:
— Ну, с вами двумя у меня сразу контакт возник. Это же молниеносно.
Что у меня, третьего глаза, что ли, нет?.. Да у меня и четвертый, если надо, появится, — лихо закончил он.
Лена промолвила:
— Что ж, увидим, а кто-то уже видит.
Ростислав словно раздулся в бытии.
— А пока хоть ловите каждое мгновение не этой жизни, а самого источника бытия. Останавливайте эти мгновения, Лена, упивайтесь ими. Вы — есть, вы — есть сейчас и всегда, вы — бесконечная жизнь, а не дурацкая форма жизни. Повторяйте это про себя. Каждый раз, когда просыпаетесь, — войте! Войте от счастья быть. Войте дико, чтобы даже духи пугались. Вы — не Лена, а само бесконечное бытие, принимающее порой оболочку жизни.
— Это опасно, — сухо возразил Данила. — Если по-вашему, то так и самого себя можно съесть. Я не осуждаю каннибализм, но самоканнибализм — категорически да. Осуждаю…
И Данила захохотал.
— Принимаю во внимание. Очень тонко сказано, — улыбнулся Ростислав.
— Но вы ведь отлично понимаете, что я говорю о чистом бытии, а не о жизни в теле. Если подключить этот источник — к телу, тогда и сдвинуться можно глубоко. С телом шутки плохи. Такое будет, что и самоканнибализм — невинным занятием покажется. Тело только распусти… Люди ведь и на одну сотую не знают, какие возможности таятся в их теле. А если б знали, все войны бы кончились. Зачем грабить чужое, если у тебя самого сокровище с луну. Но за такое платить потом надо, платить… Так что здесь осторожность нужна.
И Ростислав с подозрением посмотрел на свое жирное тело.
— Да вы и так это знаете… Только практика — страшная вещь… — добавил он.
— Мы все-таки не для себя пришли, а для Стасика, — вздохнула Лена.
На лице Ростислава выразилась тень отвращения.
— Я ж вас направил к Другу… Он сможет… А я, знаете, не люблю катастроф. Катастрофы кругом, одни катастрофы. Бред это! Тот, кого катастрофы касаются, сам — катастрофа. Ну их, гости мои милые.
И на этом визит был закончен.
— Не пейте только чаю, — жалостливо сказал Данила у порога.
Ростислав Андреевич оказался мистическим, но оборотистым. Буквально на следующий день он позвонил Лене — и пригласил ее с Данилой скромно повечерять.
— Друг будет, — объяснил он.
И опять они, Лена и Даниил, оказались в этой необычной ауре, в этой гостиной.
— Вы выли с утра? — строго спросил Лену Филипов, открывая калитку в сад.
— Выла, но про себя, — заметила Лена.
— Это еще лучше. Друг ждет. На этот раз я вас угощу, но сам есть ничего не буду. Только пить воду. Не обижайтесь.
…В гостиной сидел на диване Друг.
Лена сразу заметила некую существенную разницу между ним и Ростиславом.
В глазах Друга зиял иной провал, но какого рода — моментально Лена распознать не могла. Данила же потайно хмыкнул, взглянув на Друга.
— Антон Георгиевич Дальниев, — отрешенно представился Друг.
Стол был накрыт со скромной роскошью.
— Я слышал о вас не только от Ростислава и косвенно Ургуева, — слегка улыбнулся Дальниев. — Москва потайными слухами кормится.
Антон Георгиевич был немного худощав, строен, чуть постарше Ростислава.
«Вот этот после так называемой смерти, — подумала Лена, — определенно пойдет дорогой Солнца, а не дорогой предков».
Данила же, тихо присмотревшись к Дальниеву, решил: «Более гармоничен, чем наш Славик. И кроме огня мистического бытия есть в нем за этим что-то огромное, куда еще не заглядывал Ростислав. Да… Мой метафизический нюх обычно меня не обманывает».
Лена опять подробно и с некоторым надрывом обрисовала историю со Станиславом, ничего не тая. Даниил, стараясь быть математически точным, рассказал о мнении Загадочного, о зазоре и о выпадении за пределы Вселенной, в бездну вне Всего…
Дальниев слушал внимательно, иногда закрывая глаза, но прихлебывая чаек. Где-то из-за двери мелькнул порозовевший сосунок. Ростислав заметил взгляд Данилы и, наклонившись к нему, шепнул:
