Он прибыл на собственном поезде.
Нет, Глеб знал, что Лазовицкий богат, но собственный поезд – это как-то чересчур. Огромная махина, окутанная дымом, и три именных вагона. Медные таблички, на которых всякий мог прочитать, чья это собственность, и восхититься видом, сияли.
Светились фонари, закрепленные над дверьми. Пахло углем и горячим железом.
А вот господин, ловко спрыгнувший на перрон, меньше всего походил на успешного предпринимателя. Был он высок, слегка сутул, одет с той простотой, за которой не всякий человек увидит большие деньги.
– Белов? – он сунул руку, которую Глеб пожал осторожно. И получил ответное пожатие, которое мало что не сломало пальцы. – Вы интересная личность.
– Господин Лазовицкий…
– Никанор, – отмахнулся он. – Устал я от этого… господина. Бумаги вам Павлуша доставит, там несколько ящиков, сами разберетесь, что нужно. В общем, я тут подумал, что желаю посмотреть на эту вашу школу. Заодно и поговорим о делах наших. Только погодите минутку…
Стена вагона отъехала, и появился длинный язык пандуса, по которому медленно выполз ярко-алый экипаж.
– Полагаю, Анна не обидится, если мы немного проверим его в действии.
Рокотал мотор. А Глеб застыл. Он видел нечто подобное на выставке.
Низкая посадка. Вытянутый нос. Плавные линии крыльев, на которых весьма гармонично смотрятся хищные жабры воздуховодов. Изогнутая линия бампера.
– Восемь цилиндров. Больше сотни верст в час, индивидуальная сборка. Думал еще на зимние праздники подарить, но не успели. А тут именины скоро. Раз уж приехал, то и прихватил вот, – Лазовицкий взмахом отослал паренька, который старательно тер сияющую поверхность мотора тряпицей. – Думаете, понравится?
– Не знаю, – честно ответил Глеб.
Это алое чудовище и Анна?..
С другой стороны, механическое чудовище, глядишь, вполне гармонично пополнит коллекцию чудовищ иных, которым нашлось место в ее доме.
– Вот и я не знаю. – Лазовицкий распахнул дверь. – Садитесь.
– Я?
Руль манил, да и искушение испробовать монстра в деле было велико.
– Я не умею. Как-то вот… не довелось. Сперва не до того было, а после самому как-то уж и неможно. Шофер-то есть, но к чему нам тут лишние уши. Или вы тоже не сподобились?
– Сподобился, – Глеб провел ладонью по гладкому крылу, знакомясь. – Анна?..
– Еще когда первый мотор купил, выучилась. Она у меня умная, даром что не любит показывать. И водить любила. Скорость… выезжала порой за город, и давай… Охрана на это очень сердилась. Сперва даже жаловались, но я сказал, что это их задача к Анне подстраиваться, а не ей надобно себя переиначивать, чтоб им сподручней было.
Он устроился на соседнем сиденье. Два места. И мотор сыто урчит. В салоне пахнет деревом и кожей.
– После уже, конечно, оставила, остепенилась вроде, если и выезжала, то брала шофера. – Лазовицкий поерзал. – Так мы там никого не потревожим?
– Нет. Если вы не против прогулки на кладбище.
– Отчего ж? Можно и на кладбище… так и подумалось, что ваше дело – ночь. И каковы шансы Анны?
– Пока не скажу…
Тронулся мотор легко, покатил по улочке. Фонари светили ярко, выхватывая то фонарные столбы, то бордюры, то каменные урны. Свет их добирался и до окон, но в остальном…
– Мы ждем Земляного-старшего. Он лучший специалист по проклятьям. Если кто и сможет сказать конкретно, то лишь он.
Лазовицкий глядел в окно с интересом. И счел нужным уточнить:
– Мне он в свое время отказал. И вы отказали. Все, кому писал, отказали. Или не ответили.
– Сейчас согласится.
– Полагаете?
– Почти уверен. Аполлон Евстахиевич очень интересуется сложными случаями. А уж беззаконные если… он обладает обостренным чувством справедливости.
И на редкость поганым нравом.
Но Земляной уже отписался деду и письмо отправил нарочным, присовокупив копии отпечатков.
– В каком смысле беззаконным? – тон Лазовицкого неуловимо изменился. Появилось в нем что-то, заставившее наново взглянуть на этого человека, который если и не перевернул судебную систему империи, то заставил пересмотреть многие ее пункты. Особенно те, что касались правомочности применения сил.
Рассказывать было легко, главное, не отвлекаться от дороги. Та, выбравшись из городского кольца, завернула к морю. Местные берега были пологими, длинными. Вытянулись галечные пляжи.
Запахло йодом. И ветер ворвался в приоткрытое окно.
На ближайшей косе вытянулись огромные вагоны с песком. Их подвезли сюда еще ранней весной, да так и оставили дожидаться своего часа. Городок преображался. На юге появились остовы домишек, что вытянулись вдоль берега, давая начало новой улице. Следовало ожидать. Город был слишком близок к морю, чтобы вовсе не пользоваться этой близостью.
– Стало быть, даже так… – Лазовицкий чихнул. – Простите… Вам лучше с теткой поговорить, если толку добьетесь. Полагаю, старая карга еще жива. А уж потом и до монастыря… Если пустят.
– Пустят, – Глеб коснулся перстня.
– У одаренных больше прав, – прозвучало это неприятно.
– Нет, скорее больше связей.
И Наталья откликнется на малую просьбу, потому что пусть и отказываются они от связей мирских, но не разрывают их вовсе, иначе не было бы ни писем, ни редких, к счастью, встреч.
– Хорошо, если так. Анна… она особенная… – Лазовицкий откинулся, насколько позволяло место. А места в салоне было немного. – Есть не так много людей, которых я могу назвать близкими.
– Вы, как мне сказали…
– Да, мы в разводе. Но это не значит, что я готов вычеркнуть Анну из своей жизни. И нет, я не люблю ее. Не той любовью, которая привязывает мужчину к женщине. Подозреваю, эту самую любовь я в принципе не способен испытывать.
За поворотом Глеб сбросил скорость. Местная дорога, выезженная многими повозками, для повозок и годилась. А вот перенесет ли ее хромированное чудо, предназначавшееся в дар Анне, вопрос.
Лазовицкий кивнул:
– В свое время она многим пожертвовала. В том числе и ее стараниями я стал тем, кем стал. И я не собираюсь забывать об этом. И другим не позволю, если вдруг у кого возникнет желание причинить вред Анне…
Это было сказано выразительно. И Глеб склонил голову, показывая, что предупреждение принято.
– Мне вообще на удивление везет с женщинами. Моя нынешняя жена родила троих. Двоих сыновей и дочь. Она умна. Хорошо воспитана. Интеллигентна, а вы знаете, что порой воспитания недостаточно. Она хорошего рода, к сожалению, обедневшего, но положение мы исправим. Возможно, мой сын унаследует и титул… то есть он в любом случае его унаследует, я подал прошение его императорскому величеству и имею все основания полагать, что его удовлетворят.
