– Больно? – участливо поинтересовался Арвис и, подняв руку, провел грязными пальцами по лицу Глеба.
– Больно, – врать им смысла не имело. Да и зачем?
Интересно, когда полиции станут известны подробности его, Глеба Белова, жизни, как скоро они вцепятся в вымышленное его безумие?
– Не слушать. Тварь не слушать.
– Не буду.
Он провел в круге три дня, и все три дня отец беседовал с тварью. Он привел мать, и тварь говорила ей слова, от которых Глеба до сих пор мутило. Он оставил сестер, пусть и полагал их бездарными, и тварь развлекалась, доводя их до слез.
А потом, когда ее все же изгнали, Глеб лежал один. Его боялись. Даже мама, хотя она-то понимала, что Глеб не виноват.
– Тебе тоже. Целитель.
– Мне уже не поможет, – Глеб плечом толкнул дверь.
Их страх не исчез. Они научились с ним справляться, как справлялись с безумием отца, но Глеб все равно чувствовал его.
Он отнес Арвиса в свою комнату. Ни к чему ему пока с остальными встречаться. Уложил в постель. Накрыл одеялом.
– Есть хочешь?
Полукровка покачал головой, но когда Глеб хотел встать, вцепился в руку:
– Будь. Мало. Здесь.
– Побуду.
Он и вправду сидел, слушая, как тикают старые часы. Они нашлись в доме, и Глеб не устоял перед искушением починить их, благо, механизм сохранился в отличном состоянии. И часы говорили. Бежала секундная стрелка по кругу, пыталась ее догнать минутная… Тик-так.
Мальчишка послушно закрыл глаза, дыхание его выровнялось. А Глеб осторожно коснулся волос. Так оно будет надежней. Сон душу не излечит, но хотя бы тело восстановится.
Глава 17
Очередного мальчишку Анна обнаружила на кухне. Он устроился, закинув ноги на стол, а руки сложил на тощем животе.
– Тебе и вправду так удобно? – поинтересовалась Анна, разглядывая гостя.
– А тебе дело? – ответил тот.
Мальчишка был хорош. Правильные черты лица. Огромные глаза того чистого голубого цвета, который встречается крайне редко, молчаливо свидетельствуя о сильной крови. Вьющиеся светлые волосы. Легкая надменность.
– Нет, – Анна повернулась к мальчишке спиной. – Мне совершенно нет дела. Даже если ты сейчас полетишь с этим стулом.
Который опасно накренился.
– Я хочу есть.
– Сочувствую.
– Ты не поняла, женщина, – он старался говорить грозно, но голос срывался. – Подай мне… чаю. Немедленно.
– Немедленно не выйдет. – Анна скрыла улыбку.
Она поняла, на кого похож этот паренек. Оно, конечно, маловероятно, хотя сходство просто поразительное. Стоит отписаться Святославу, может, и вправду случайное дитя.
– Почему? – и вновь сип.
Голос сорвал?
– Потому что чайник я только поставила, – Анна включила огненный камень. – Следует подождать, пока вода закипит, а потом остынет достаточно, чтобы не испортить сбор. Ты какие чаи любишь?
– Всякие. – Ноги со стола он все-таки убрал. Но тут же вспомнил о своей важности и попытался выпятить грудь. – Дорогие! Я люблю дорогие чаи. И пирожные. У тебя есть эклеры?
– Есть, – Анна с трудом сдержала улыбку. – И эклеры. И корзиночки с кремом. Есть еще сахарные кольца…
Благо телефон в кондитерской имелся. Часу не прошло после звонка, как заказ доставили. Нет, Анна не собиралась навязываться. Она просто позвонила. Вдруг заглянет кто-нибудь, а у нее на кухне пусто. Нехорошо, когда у женщины на кухне пусто.
Мальчишка сглотнул.
– Как тебя зовут? – поинтересовалась Анна, вытащив из шкафчика плотную коробку, украшенную золочеными виньетками.
– А тебе зачем?
– Несколько невежливо приходить в гости, не представившись. Не находишь?
Он посмотрел на Анну искоса, но все же ответил:
– Богдан. Калевой. И знаешь, кто мой отец?
– Знаю, – все-таки не совпадение. Удивительно. Бывает же. – Мы были представлены. Ты очень на него похож.
– Неправда, – буркнул мальчишка, и плечи его опустились.
Анна сняла с полки чашки. Поставила. Травы… Укрепляющий? Или нет, скорее противопростудный, с таволгой и листьями смородины, цветом бузины и сушеной клюквой. И толику гречишного меда.
Она осторожно коснулась грязной шеи, и мальчишка застыл.
Святослав – маг жизни и силы немалой, а сын… сходство несомненно, здесь и кровь сличать нет нужды, но вот дар… Почему темный? С другой стороны, жизнь порой и не так шутит.
– Ты чего? – шепотом поинтересовался Богдан.
– Ничего, – руку она убрала. Надо будет сказать Глебу, чтобы целителя пригласил. – Учишься, стало быть?
Мальчишка скривился.
– Не нравится?
– Ерунда какая-то, – он подвинул чашку к себе и сунул нос. – Что это за дрянь?
– Травы.
– Я не хочу трав, я чай хочу! – он с силой оттолкнул чашку, и та полетела на пол, брызнули осколки. А Богдан замер. Он как-то вдруг съежился, сгорбился, голова втянулась, а руки задрожали. – Я… я не… не специально. Я…
– Это просто чашка, – Анна достала веник. – Уберешь?
Он молча сполз со стула.
– Чай тоже трава. Листья чайного дерева, – Анна сняла с полки еще одну чашку. – И польза в них есть, но не та, которая тебе нужна. Где простыть умудрился?
Мальчишка неловко махал веником, силясь собрать осколки в одну кучу. Получалось не сказать чтобы хорошо, осколки разлетались, Калевой пытался их собрать, а они вновь разлетались.
Анна не вмешивалась.
– В лесу. На кладбище. Мы… ездили. Кости собирать. На практику, – он шмыгнул носом.
И попытался справиться с дрожью, но не получилось. Плечи его мелко затряслись, а потом и он сам, от макушки до пят.
Он стоял, вцепившись в этот несчастный веник, и дрожал.
– Тише, – Анна обняла его. – Кости это просто кости.
Богдан всхлипнул и, выронив веник, вцепился в нее, прижался всем тощим телом.
– Не просто… оно… оно там было… их убивали… я чувствовал… я знал, как им больно, понимаешь? Почему так… их всех… я слышал, как они зовут… и сейчас еще. Глаза закрываю, и опять, опять…
– Ты говорил кому-нибудь? – она гладила по пушистым волосам.
– Я не псих!
– Ты не псих, – согласилась Анна. От мальчишки пахло землей и еще кладбищем, тот особый запах тлена, камня и полыни, который имеет обыкновение привязываться к одежде. – Ты темный. Одаренный. И дар твой проснулся.
– Да. Давно. Знаю. Раньше не было. Раньше… а они горели… все там горели… а потом тварь вселилась в Арвиса… и тоже говорила… для всех. И для меня. Я не хочу, чтобы в меня тоже вселилась тварь. Я… боюсь.
