– А ты, братец, – обратился командир к ожидавшему ответа кочегару, настолько жадно глотавшему свежий воздух, что Анатолий Николаевич невольно подумал: «воистину перед смертью не надышишься». – Скажи духам, чтобы, как зальют топки, шли в лазарет помогать вытаскивать раненых наверх. Самим им не выкарабкаться, когда кингстоны откроем. Ну, давай, беги скорей, братец…
Перекрестившись, Засухин закрепил штурвал обломком переговорной трубы, зачем-то поправил на голове фуражку и вышел с рупором на мостик. Окинув горестным взглядом свой избитый крейсер, он посмотрел в сторону едва различимого за дымом врага и, набрав полную грудь воздуха, обратился к своим морякам, по крайней мере к тем, кто мог его услышать:
– Братцы! Товарищи мои! Вы все до конца выполнили свой долг! Нам осталось только показать желтобрюхим макакам, как гибнут русские моряки! Как только мне доложат, какие минные аппараты у нас еще боеспособны, я пойду на японца. Если он сдуру не отвернет – мы попробуем взорвать его минами. Если у него хватит мозгов и он начнет отходить…
– Вашбродь, япошки отворачивают, – раздался с крыши ходовой рубки удивленный голос последнего оставшегося на ногах сигнальщика, держащего бинокль левой рукой. Правая, перебитая осколком, перетянутая веревкой для остановки кровотечения, безжизненно висела вдоль тела.
– Куда? Становятся к нам правым бортом? Неужто мы им повыбили артиллерию на левом? – Засухин, прильнув к биноклю, впился глазами в дымчато-серый силуэт…
– Никак нет, вообще отворачивают, уже кормой к нам стали… – ответил сам ничего не понимающий матрос.
Под ликующие крики уцелевших комендоров и марсовых Засухин оторопело наблюдал, как «Идзумо» уходит на восток. И только очередное попадание восьмидюймового снаряда, ополовинившего кормовую трубу «Авроры», заставило его вернуться в рубку, избавив от неожиданного оцепенения. Как и Рейн несколькими часами раньше, он не сразу понял, что делать со своим лотерейным билетом, на котором тоже было начертано слово «жизнь»…
* * *
Час спустя «Идзумо» исчез за начинающим темнеть горизонтом. Счастливое избавление было настолько непонятно офицерам «Авроры», что после ухода врага минут двадцать на ней не предпринимали вообще ничего.
А спустя еще сорок минут там, куда ушел японский крейсер, небо озарилось далеким, но очень мощным взрывом. Моряки на палубе «Авроры», занятые растаскиванием обгорелых завалов и спешным ремонтом не до конца угробленных орудий, как по команде уставились на восток. Что там могло рвануть так, чтобы вспышка осветила полнеба, было совершенно не понятно. Тем более необъяснимы были два взрыва: минут через десять в той же стороне еще раз громыхнуло.
– Может быть, на «Идзумо» нашим шальным снарядом взорвало погреба? – радостно предположил прапорщик Берг.
– Ну да… – остудил чрезмерные восторги подчиненных Засухин, – полтора часа летел снарядик. Воистину – шальной. Ну, и даже если… А второй взрыв через десять минут после первого – это в честь чего? Второй шальной, заблудившийся?
– Но тогда что это так рвануло? – задумчиво проговорил лейтенант Прохоров, старший штурманский офицер крейсера, пытавшийся по ходу дела придумать, как ему сподручнее определить место «Авроры», если даже секстан во время боя… немножечко погнуло.
– Боюсь, этого мы сейчас не узнаем, Константин Васильевич. Лучше уж о насущном давайте. Скажите мне, каким курсом нам ковылять во Владивосток и как его взять, если все компасы у нас поразбивало?
– Идем норд-ост 20, а определяться пока придется по Полярной, благо облаков нет. Может, к утру сооружу какое-нибудь подобие компаса, из магнита в чашке с водой. Помните в корпусе была курсовая работа? А пока – только по звездам, аки Магеллан с Колумбом. С этой железякой, сами видите…
– Понятно. Но лучше все-таки миль на тридцать к Весту отползти сперва. А то, если он поутру нас искать вздумает, на прямой дорожке может и прищучить. Как с углем? Хватит на двенадцати узлах? Ну, вот и славно, господа. Вот и славно.
– Славно. Только бы вторая труба устояла.
– А смысл? Кочегарки все одно вывели…
До Владивостока израненная «Аврора» добиралась трое суток. «Лена», сделав крюк в сторону Цугару, пришла в базу днем позже, и только из возбужденного рассказа слегка пришибленного Рейна Засухин узнал причину столь странного бегства «Идзумо» с поля выигранного японцами боя…
Рейн, не обращая внимания на настороженное перешептывание офицеров, вновь взял курс на японские транспорты. Из-за лопнувшего паропровода – экстренный режим работы и повышенное давление при бегстве от «Идзумо» не пошли на пользу механизмам «Лены» – он отстал от пары «Аврора» – «Идзумо» на час. Зато когда он появился у транспортов, японский крейсер был уже слишком далеко от них. «Чихайя», уподобившись хромой овчарке, согнала все охраняемые суда в кучу и как раз закончила подбирать со шлюпок команду утонувшего транспорта. Второй подорванный «Авророй» «Мару» пока держался на воде и мог бы даже быть дотащен до берега. Но у командира «Лены» было на этот счет другое мнение.
Занятые ремонтом, моряки «Чихайи» слишком поздно опознали в транспорте на горизонте вернувшуюся против всех законов здравого смысла «Лену». Именно истошный радиопризыв авизо и заставил Идзичи во второй раз за день бросить недобитую жертву.
Для начала «Лена» закончила работу «Авроры» с торпедированным ею транспортом. После попадания еще одной торпеды тот исчез с поверхности моря менее чем за минуту. С «Чихайи» к этому моменту могли стрелять только одно 120-миллиметровое орудие и три трехдюймовки. В ответ по авизо вели огонь три пятидюймовки «Лены», в секторе обстрела которых не было японских транспортных судов. Остальные русские артиллеристы лупили по огромным силуэтам купцов, которые были гораздо более легкой и важной целью. Один из них, и так подожженный ранее Засухиным, в дополнение к дыму пожара окутался еще и паром из прошитого двумя снарядами котельного отделения и начал быстро погружаться с дифферентом на нос. Команда в суматохе вываливала шлюпки…
После этого Рейн, не обращая внимания на редкий обстрел с авизо, подорвал миной следующий транспорт. Но, как выяснилось, сближение с пароходом на дистанцию в пару кабельтовых, безусловно облегчившее наведение торпеды, было несколько опрометчивым. «Синако-Мару» перевозил снаряды и зарядные картузы к осадным одинадцатидюймовым гаубицам. От взрыва мины практически мгновенно сдетонировали все три трюма парохода. Но уходя в вечность, он поступил подобно истинному самураю: его убийцу «Лену» форменно завалило обломками жертвы.
Самого Рейна, любовавшегося на дело рук своих с мостика, взрывной волной так душевно приложило о стенку ходовой рубки, что следующие десять минут боем командовал старший офицер «Лены». Придя в себя, командир, не успев даже выплюнуть выбитые зубы, отдал приказ атаковать ближайший удирающий транспорт.
– Только в этот раз скажите минерам, чтоб не сачковали и стреляли хотя бы с четырех кабельтовых, – мрачно хмыкнул Николай Готлибович, глядя на вонзившийся в высокий борт «Лены» якорь, еще недавно принадлежавший разорванному взрывом на куски японцу. По прошествии непродолжительного времени очередной трамп рванул столь же эффектно, как и его предшественник, но уже абсолютно безболезненно для «Лены».
