Бетти горячилась: «Да, это ужасно. Потому что на Земле у людей нет чувства солидарности!»
«Вот именно! – сказал Ральф. – А на Приюте есть такое чувство. Их тесно связывает стремление сделать за два столетия то, что на Земле заняло семь тысяч лет. Если можно так выразиться, все они обращены лицом в одну сторону, идут к одной цели, движимые одним и тем же побуждением. Но когда это побуждение исчезнет, неужели ты думаешь, что они будут по-прежнему придерживаться возвышенных идеалов?»
Бетти промолчала.
«Человеческие существа, – продолжал рассуждать Ральф Велстед, – добиваются наибольшего, когда они в трудном положении. В таком положении, когда не сделать все возможное означало бы потерпеть полный провал. На Приюте люди оказались в трудном положении – и выжили, победили. Дай им возможность бездельничать, жить на деньги туристов – что тогда?
Но это еще не все. В сущности, это только половина дела. Здешние люди, – Ральф выразительно подчеркнул следующие слова, – живут во сне. Они – жертвы Десяти Книг. Они понимают буквально каждое слово «Энциклопедии» и из кожи лезут вон, чтобы приблизиться к тому, что рассматривают в качестве стандартов земной цивилизации.
Их собственные изобретения и произведения, с их точки зрения, далеко не соответствуют тому, что авторы «Энциклопедии» называют «достижениями человечества». Надо полагать, болван, составлявший эту «Энциклопедию», работал в рекламном агентстве, – Ральф Велстед рассмеялся. – Шекспир сочинял неплохие пьесы, не спорю. Но никто никогда не видел, как «пламя возгорается из искр, высеченных его словами, как его страницы переворачиваются сами собой, словно под порывами ветра».
Вполне возможно, что Сибелиус – великий композитор; не мне об этом судить, я плохо разбираюсь в музыке. Но кто из его слушателей поистине «становился частью финского льда, пахнущей мхом влажной почвы, хрипло дышащего леса» – как заверяет нас автор Десяти Книг?»
«Он просто-напросто старался со всей возможной живостью отобразить сущность произведений художников и музыкантов», – Бетти вступилась за автора энциклопедических дифирамбов.
«В этом, конечно, нет состава преступления, – согласился Ральф. – На Земле мы привыкли считать ложью любой печатный текст. По меньшей мере, мы не принимаем за чистую монету все, что написано, и автоматически делаем скидку процентов на пятьсот. Обитателям Приюта не сделали такую прививку от лжи. Они верят каждому слову своих Десяти Книг. Это их священный текст, их Библия. Они пытаются сравняться во всеми когда-либо существовавшими достижениями».
Бетти приподнялась на локте и тихо, торжествующе заявила: «И преуспели в этом! Ральф, они добились своего! Они приняли вызов, сравнялись со всем, что когда-либо было сделано на Земле, и даже преодолели этот рубеж! Ральф, я горжусь тем, что принадлежу к человеческой расе».
«К тому же виду животных, – сухо поправил ее Ральф Велстед. – Местные жители – потомки представителей всевозможных рас, метисы».
«Какая разница? – резко спросила Бетти. – Ты уже придираешься к словам. Ты прекрасно знаешь, чтó я имею в виду».
«Мы отвлеклись, – устало заметил Ральф. – Важнейший вопрос не относится к обитателям Приюта или к их достижениям. Конечно, их достижения чудесны – сегодня! Но что с ними будет, когда они подвергнутся влиянию Земли, как ты думаешь?
Ты думаешь, их производительность не снизится, когда недостижимая цель исчезнет? Когда они найдут Землю такой, какова она есть – воровской притон, бедлам бесконечного нытья и раздоров, набитый до отказа напыщенными посредственностями и дешевым надувательством? На Земле художники больше не рисуют ничего, кроме голых баб – если вообще умеют рисовать, а музыканты занимаются только тем, что производят звуки, звуки, звуки – любые звуки, какие только прикажут производить телевизионные продюсеры? Что будет с благородными мечтами обитателей Приюта?
Какое разочарование их ожидает, какое отвращение! Помяни мое слово, половина местного населения покончит с собой, а другая займется проституцией и начнет обсчитывать туристов. Им не под силу с этим справиться. Лучше оставить их такими, какие они есть, со всеми их несбыточными мечтами. Пусть думают, что мы с тобой – последние мерзавцы. Нам пора удрать с этой планеты и вернуться к себе подобным».
«Рано или поздно их кто-нибудь все равно найдет», – упавшим голосом сказала Бетти.
«Может быть. А может быть и нет. Мы сообщим, что в этой области космоса никого и ничего нет. Что, по сути дела, чистая правда – если не считать Приюта».
Бетти откликнулась жалобным голоском: «Ральф, я не смогу. Я не смогу нарушить их доверие».
«Даже для того, чтобы они оставались доверчивыми?»
Бетти взорвалась: «Неужели ты не понимаешь, что наше позорное бегство приведет к такому же разочарованию? Наше прибытие – кульминация их почти трехвековой истории. Подумай о том, как у них опустятся руки, если мы улетим!»
«Они работают над созданием гиперпространственного двигателя, – упорствовал Ральф. – Вероятность того, что это у них получится, ничтожно мала. Но они этого не знают. Им удалось генерировать поле, и они думают, что достаточно будет правильно отрегулировать подачу энергии и обеспечить более эффективную изоляцию. Они понятия не имеют, что первый гиперпространственный скачок возник, когда стал плавиться свинцовый резервуар, и Глэдхайм, чтобы проверить его, взял настольную лампу в виде чугунного уличного фонаря».
«Ральф! – пожала плечами Бетти. – Ты очень логично рассуждаешь. Твои аргументы вполне последовательны – но совершенно неудовлетворительны в эмоциональном отношении. Они не кажутся мне справедливыми».
«Пф! – фыркнул Ральф. – Давай не будем заниматься мистикой».
«И в то же время, – тихо прибавила Бетти, – давай не будем изображать из себя господа бога».
Наступило длительное молчание.
«Ральф?» – позвала Бетти.
«Что?»
«Разве нет какого-нибудь способа, ну какого-нибудь…»
«Какого-нибудь способа – сделать чтó?»
«Почему мы обязаны нести ответственность за такое решение?»
«А кто еще может принять это решение? Мы стали своего рода инструментами судьбы».
«Но это их жизнь, а не наша».
«Бетти! – Ральф Велстед устал спорить. – В данном случае мы никак не можем сложить с себя ответственность. Только от нас зависит, в конечном счете, пустить их на Землю или нет. Только мы можем видеть обе стороны ситуации. Это ужасное решение – но я говорю „нет“».
Они больше не спорили – и, по прошествии какого-то времени, заснули.
Поздно вечером, через три дня, когда Бетти собралась раздеваться перед сном, Ральф остановил ее. Она взглянула на него широко раскрытыми глазами, ее зрачки испуганно почернели.
«Положи в сумку все, что хочешь взять с собой. Мы улетаем».
Бетти замерла, напряглась, но постепенно расслабилась и сделала шаг к мужу: «Ральф…»
